Где-то далеко во дворе кричали петухи, значит, наступил рассвет. Утро вставало дымное и тусклое, остро пахло талым снегом и кровью, но я больше не боялась. Я слишком устала, руки онемели от холода и напряжения, и я тяжело переводила дыхание. Кухня и пристройки к ней все еще были заполнены густым серым дымом, и мы просто наглухо закрыли двери туда. Мне казалось, прошла вечность с той страшной минуты, как высокий незнакомец бросил свой меч мне под ноги и ушел.
Я бы так и стояла, но голос Моррейн вывел меня из ступора.
- Возьми меч, Эйдин, - она говорила тихо, но голос все равно выдавал ее напряжение. Я повиновалась, но смогла только ухватиться за тяжелую рукоять со звериной головой. До чего он тяжелый! Мне даже не поднять его, - с отчаянием поняла я. Сил у меня почти не осталось, и я просто поволокла меч за собой, стараясь не глядеть на засохшую бурую кровь на его лезвии.
Двери, выбитые от взрыва «северного огня», раскололись на две неравные половины, обнажая беловатую плоть древесины. Мы вышли в коридор, ведущий к кухне и воротам.
Он был усеян телами павших, тех, кто поклялся защищать нас и делал это до последнего вздоха. Люди застыли в самых немыслимых позах. Я увидела на одних кольчуги и латы со знаком королевского дома — медведь, вставший на задние лапы и разинувший пасть, на других были плащи без всяких регалий, простые, черные, как у разбойников. Морры, - припомнила я. Они, кажется, выступили с Рутвернами против короля. Изменники! Внезапно с губ моих сорвался нервный смешок. И плащи у них черные, бандиты они и есть! Во дворе людей было больше, мечники Летера Брина первыми приняли удар на себя, когда рухнула часть восточной стены там, где она покато спускается к лесу. От запаха стылой крови меня затошнило, а от зрелища мертвых пробирал такой холод, что мне казалось, все внутри онемело и руки мои примерзли к треклятому мечу.
У самой стены в гуще тел я услышала стоны. Сперва я решила, что это кто-то из замковой охраны. Но на земле, рядом с двумя убитыми лучниками лежал мужчина в черном, из раны на боку толчками билась на мокрый снег густая темная кровь, бледное лицо, заросшее рыжей щетиной, было запрокинуто к небу, но его бледно-голубые водянистые глаза смотрели на меня с мольбой. Я же стояла, как вкопанная. Он — враг, он пришел убивать нас, насиловать и жечь, а теперь…
- Эйдин, - тихо окликнула меня Моррейн. Я осознала, что все еще держу обеими руками тяжелый меч. Я посмотрела на нее, и от ее взгляда мне стало страшно. Она требует невозможного, я — всего лишь женщина, это мужчины убивают друг друга, вспарывают животы и режут горло, а женщины не должны даже видеть кровь, они должны быть надежно укрыты за стенами замка… Замка, который захватили ночью эти люди. Тебя никто не защитит, и других девушек тоже… Я не понимала, почему вдруг щекам стало мокро, пока соленые капли не стекли мне на шею. Нет, нет, нет! Не могу!
Моррейн подошла, ничего не говоря, забрала из моих ослабевших рук меч. Она неумело подняла его обеими руками за рукоять и опустила с глухим чавкающим звуком.
Я думала, вот сейчас лишусь чувств, но вместо этого стояла и смотрела, как мужчина захрипел, дернулся и затих. Меч так и остался торчать в его груди.
А потом мы увидели дым, клубы дыма валили из кухни и коридоров. В замке пожар! Мы метнулись назад, где старая кухарка и двое ее помощников не старше восьми лет, вооружившись полотенцами пытались потушить огонь. Моррейн, не долго думая, содрала со стены в коридоре тяжелый гобелен, и на миг нас окутало облако пыли. Мы последовали ее примеру. Ткань в моих руках была тяжелая, твердая и отсыревшая. Мы колотили по языкам пламени, что-то выкрикивая, но стоило сбить огонь со стены, он тут же вспыхивал в другом месте.
Кто-то из поварят вылил чан с похлебкой на самое большое пламя и оно потухло. От усталости мы повалились на пол, еле переводя дыхание: я, камеристки, кухарка. Все мы были похожи друг на друга: грязные, все в черной копоти и саже, провонявшие дымом и кровью, на лоснящихся от пота лицах сверкают только глаза, в которых всполохами недавнего огня промелькивает безумие сегодняшней ночи.
Мыдолго лежали так, кашляя и всхлипывая. Потом кухарка встала, поглядела на меня чуть ли не с жалостью.
- Вас надобно выкупать, миледи, - чинно сказала она.
Вода, щедро сдобренная розовым эликсиром, все равно пахла гарью, этот запах забился в нос и волосы, въелся в кожу, и сколько не скребла меня Урсула и ни мыла мне голову, я все равно чую его, он будет мерещиться мне и на смертном одре. Переодетая в чистую теплую сорочку, я сидела на широкой кровати, трясясь от холода, который так и остался внутри меня.
Снаружи я услышала конское ржание, голоса множества людей, звон копий, но не пошла к окну посмотреть. Хватит! За сегодня я навидалась достаточно, кто бы они ни были! А может, тут и нет никого и мне это примерещилось.
Быстрые шаги на лестнице, дверь распахнулась и я с немым удивлением увидела Брюса. В мокром, заляпанном грязью плаще, сняв только шлем, он бросился ко мне.
Я хотела поприветствовать его, как полагается его королеве, сказать, что меня не тронули, что… но не могла произнести ни слова. Губы у меня тряслись и неудержимые рыдания рвались наружу, больно раздирая грудь.
Я прильнула к нему, к жесткой холодной поверхности его доспеха с выгравированной медвежьей головой, и захлебывалась слезами. Он осторожно гладил мои мокрые волосы, сосульками облепившие мне лицо и шею. Это была наша вторая брачная ночь.
Боюсь представить, с какими мыслями Брюс спешил в свой замок... Хорошо, что девушки выжили, хотя, пережив такой ужас, ночные кошмары им теперь обеспечены надолго 
видимо пережиок осады крепости придало ей сил и уверенности 
как хочется чтобы король разглядел в ней не только союзника, но и женщину.
