Свечи в спальне потушены, и впервые за долгие-долгие годы меня пугает эта густая, липкая темнота, и я облегченно вздыхаю, когда Люк зажигает свечу в высоком подсвечнике. Она не рассеивает мрак, но все же желтый круг света успокаивает меня. Он наливает нам обоим вина из тяжелого кувшина, оно льется в серебряные кубки с дорогой инкрустацией, проливаясь через край, и расползается по белоснежной шелковой скатерти уродливым кровавым пятном.

ак завороженная, я не отвожу от него глаз, с трудом подавляя истерическое желание рассмеяться: мы — тени! Мы едим и пьем из посуды, даже не принадлежащей нам! Мы — короли без короны! Нет, сказал бы Люк, не короли… Боги! Он — черный Бог! Эта мысль уже не кажется такой безумной. Пусть он играет в то, во что хочет. Я устала… я так устала… Больше всего я хочу сдаться, хоть и не смею. Но я уже не понимаю, что именно держит меня на краю безумия… Или я уже давно шагнула в его пропасть… Словно заметив мое состояние, Люк пристально смотрит на меня, потом улыбается.
- День был длинный. Ты устала.

Он протягивает мне полный кубок, вино капает мне на пальцы, алое, как кровь. Не находя в себе сил говорить, я просто киваю и делаю большой глоток. Терпкая жидкость обжигает горло, наполняет меня теплом, тепло проникает даже туда, где ему, кажется, больше нет места, в самое сердце. И мне хочется плакать, долго, отчаянно, навзрыд. По себе, по нам и нашему дитя… Но я все же не смею. Еще не смею.

Я кусаю губы в немом отчаянии и отворачиваюсь. Он притягивает меня к себе, развязывает пояс накидки, и я просто молча позволяю ему ласкать себя, не противясь и не отвечая.

- Ты сегодня такая молчаливая, - шепчет он мне в ухо, больно сжимая мое плечо пальцами. Я же чувствую лишь огромное опустошение и усталость. Я все еще не верю, что сделала это, что ребенка больше нет. Это мучительно больно, будто я лишилась части себя. И внезапно я понимаю — у меня ничего не будет! Здесь — не будет! Люк безумен, все здесь отравлены этим безумием, как заразой, и спасения от нее нет. Меня трясет так сильно, что зубы выбивают дробь о край бокала, и я в изнеможении отставляю его.

Люк смотрит на меня внимательно, серьезно, его запавшие глаза потускнели, но в них сейчас я читаю знакомое мне выражение, таким он был До всего этого, в Блудстаге. Я невольно подалась вперед, заглядывая в его лицо.
- Отпусти меня, Люк! Я не могу больше так, я схожу с ума… - Слова, будто прорвавшись через невидимую плотину, льются потоком, взахлеб. - Я умру здесь… Если ты меня не отпустишь… Я не могу…

По щекам моим катятся крупные соленые слезы, и он осторожно вытирает их.
- Ты же видишь… видишь, во что мы превратились… Я не могу… не могу больше… Пожалуйста, Люк! Если я дорога тебе, отпусти меня! - я вцепилась пальцами в его рубашку, в мольбой и отчаянием глядя в его потемневшее, исказившееся лицо. Он молчит, смотрит, будто не веря в то, что я говорю, но мне уже все равно! Даже под угрозой собственной смерти я больше не могу молчать!

Слова эти копились все месяцы здесь, все годы вдали от него, и теперь они захлестывают меня, его, весь мир своей горечью и болью. Люк обнимает мое лицо ладонями, прижимает свой лоб к моему, шепчет прямо мне в губы:
- Не говори так, Рей… Не надо…

- Отпусти меня!..
- Хорошо… Хорошо, будет, как ты хочешь… - наши слезы перемешиваются, оставляя привкус соли на губах.
- Ты вольна уехать, sharemi… Если хочешь… - в его тихом, напряженном голосе столько боли и растерянности, что от них все внутри сжимается в тугой комок. - Только утром… - он больно стискивает мои щеки, блеск его глаз ослепляет меня. - Не уходи сейчас… Я прошу тебя… Останься до утра…

Через силу я киваю, ибо в его глазах тень страха, извечного страха перед ночью и ее призраками. Я не сбегу, Люк, обещаю, я останусь до утра…

Он толкает меня к кровати, ни на миг не выпуская из объятий, и опустошенная, растерянная, я молчаливо позволяю ему раздеть меня. Он торопливо, жадно покрывает поцелуями мои обнаженные плечи, и я приникаю к его груди, касаюсь губами тонкого белого шрама от клинка, как причастия. На миг он замирает, а потом прижимает меня к покрывалу, его ласки становятся грубыми, будто ему все труднее сдерживать все темное, что сейчас беснуется внутри, перехлестывает через край.

Он набрасывается на меня, как на врага, с яростью, с желанием причинить боль, и я знаю, это потому, что я снова ухожу, сбегаю, бросаю его… Мне и самой хочется выть от безысходности, но я только крепче обнимаю его. «Я люблю тебя… Люблю...Прости меня...»
Он уснул, а я не могу сомкнуть глаз. Лежу в темноте, глядя в его спокойное лицо, изрезанное упрямыми морщинками.

Почему-то мне вспомнилась точно такая же ночь в Блудстаге, когда я всерьез полагала, что смогу сбежать от него. И на минуту меня охватывает страх — смогу ли? Но теперь он сам обещал отпустить меня! Я не собираю вещи, у меня их нет. Все эти роскошные платья куплены Люком для меня, нет, для той Рейвен, которой я больше не могу быть, и я их не возьму. Я терпеливо жду утра, но при взгляде на него мне хочется плакать.
Завтрак проходит, как обычно, Люк странно спокоен, не смотрит на меня. Он молча цедит вино, глубоко запавшие глаза следят за гостями, за слугами, на меня он не взглянул ни разу, будто меня здесь уже нет.

И наконец я сама осмеливаюсь заговорить, трогаю его за рукав.
- Люк… Вчера ты обещал… Помнишь?
Долгую минуту он смотрит мне в глаза, и от этого взгляда спина у меня покрывается холодным липким потом. Он медленно кивает.

- Да, Рейвен. Ты хочешь уйти. Иди. - Он сжимает мои пальцы в своей ладони так сильно, что я невольно вскрикиваю. - Выбери пятерых, Рей… - Он наклоняется ко мне, его горячее дыхание опаляет мне шею. В голосе насмешка и неприкрытое веселье. - Убей их, и ты свободна.

Я сижу, оглохшая и онемевшая, мир сузился до этой залы, до его губ, произносящих эти ужасные вещи. Убей их! Люк знает, что я не смогу, поэтому и согласился… Меня душит гнев, боль, злость… И странное опустошение, будто я знала, всегда знала, что он не отпустит меня, что это — всего-навсего его очередная игра в кошки-мышки. Убей их! Убей… Я не могу… Я отчаянно мотаю головой. Но Микаэля я убила… Я сглатываю горечь, сквозь слезы, застилающие глаза, вижу залу и его гостей. Убей их! Нет, нет, нет! Потом взгляд мой натыкается на Амру Норгала. «Я приехал, чтобы остановить его», - сказал он. Сказал МНЕ! Чтобы я помогла ему! Я опускаю голову и больше не смотрю на Норгала. Я должна быть осторожна, чтобы Люк не догадался ни о чем...
