Рсплетала я русу косоньку,
Да прощалася с волей милою...
Под звон бубенцов и приветственные крики въезжал княжеский возок во Владимир. Бледная, изнуренная дорогой и предстоящей свадьбой княжна все же с любопытством смотрела на приближающийся город, где ей предстояло отныне жить и править вместе со Всеволодом. Большой, раскидавший свои дома по пологому берегу Клязьмы. Обширны Залесские земли, люди здесь богаче, чем в маленьком Изяславле. Они с Марьяной во все глаза смотрели по сторонам. Промчался возок мимо Ветшаного конца, кузниц и крестьянских домов. Вот уже возвышается перед ними крепко срубленный и изукрашенный княжеский терем со множеством пристроек-клетей, суетятся люди вокруг, низко кланяются своему князю. У Мирославу закружилась голова и невидимая ледяная рука стиснула сердце. Далеко, ой как далеко Владимир от Изяславля, от прежней ее жизни!
На ступени терема высыпал народ, десятки любопытных глаз устремились на Мирославу. Увидела она женщину, облаченную в дорогие одежды, тонкая рука, унизанная перстнями, нетерпеливо сделала знак челяди, тут же кинувшейся разгружать воз. Княгиня Радмила, - догадалась Мира и низехонько, до земли поклонилась матери Всеволода.

Ее окинул быстрым проницательный взгляд темных, чуть раскосых глаз княгини. Смутно помнилось Мирославе, что князь Владимирский Олег, отец Всеволода, взял себе жену из степи, из половецких княжон. Во Владимире та приняла новое имя и новую судьбу. И ныне эта молодая еще и красивая женщина, заточенная в свои темные одежды стояла одесную своего сына, князя, и смотрела на Миру сурово и внимательно. Потом княгиня спустилась по ступенькам и взяла ее за руку.
- Пойдем в терем, чай устала ты с дороги.

Не было ласки в ее голосе, и оробевшая Мирослава, потупившись, поднялась вслед за княгиней по широким ступеням в светлый терем.
В девичьих своих мечтах иначе представляла Мирослава предсвадебные хлопоты и свое волнение. Спешил Всеволод, не терпелось ему покончить с этим делом, и потому суетились сейчас снаружи девушки княгини, расправляя платье. Топилась уже баня, сколачивали скамьи для пиршественных столов. Второпях, будто мимоходом все, нет минутки свободной ни у князя, ни у Мирославы, ни у Марьяны. Усадила она княжну в отведенной им светелке, дождалась, когда уйдут девушки и принялась расплетать тугую косу подруги. Под плавные движения гребня успокаивались смятенные горячечные мысли Миры.

Но остался привкус горечи полынной, ведь это мать расплетает перед свадьбой косы дочери, напутствуя ее в новую замужнюю жизнь, даря последней лаской перед взрослой ее жизнью. Сиротой чувствовала себя Мирослава – кроме Марьяны ни одного знакомого лица, чужие все. И Всеволод ей чужой! Мучительно сжалось сердце, но Мирослава не позволила тоске по Нему заполонить все. Она выпрямилась на жесткой лавке, вперила невидящий взгляд в стену.

Но тут Марьяна вдруг подскочила, в пояс поклонилась вошедшей княгине.

Та, не глядя на нее, махнула рукой, мол, поди прочь, и сама взяла гребень, заняв место Марьяны. Оробевшая Мирослава сидела, как на иголках, пока сильные ловкие пальцы княгини принялись за ее волосы. Сердце отчего-то захолонуло, дурное предчувствие сдавило каменной рукой грудь. И Мирослава поняла – не быть ей счастливой во Владимире за Всеволодом. Больше всего хотелось ей сейчас очутиться в Изяславле, бегать снова босой по росным полям, ждать любви и не знать ни Всеволода, ни Хозяина змеиных болот…
- Не бойся меня, Мирослава. Если у тебя нет худого в мыслях, я тебе зла не сделаю. Союзницы мы, девонька. Когда я пошла за Олега, все прежнее осталось там, в степи. А здесь, - княгиня на минуту замолкла. – Здесь новая жизнь. И она, и муж, и дети стоят главнее другого. Понимаешь ли, о чем я?
Мирослава сидела с гулко бьющимся сердцем. Знает, наверное знает княгиня, что не люб ей Всеволод! Но через силу она кивнула.

Радмила отложила гребень и встала.
- Помощниц тебе позову. Баня готова, а там и собираться пора.


И снова по ней скользнул темный тяжелый взгляд. Пытал он всю правду о Мире, и княжна поняла – неспроста пришла к ней Радмила. Прежде свадьбы посмотреть хотела на нее, понять, кто такая княжна Изяславская, опасна ли ей или подневольна…
Понеслось время вскачь, как возок на Тракте. Из бани довели ее до знакомой горницы и под песни и смешки девок княгининых принялись одевать.

Послушно Мира то поднимала руки, то опускала; переступала, пока сапожки ей натягивали; сидела, пока укладывали косы под очелье. Вот покрыли голову тончайшей поволокой и смолкли смешливые ее помощницы. Поняла Мирослава, что готова.

Марьяна легонько подтолкнула ее к двери, ноги едва держали Миру, пока спускалась она во двор. Не помнила Мирослава, как стала супротив князя, опустив глаза на кончики сапог. Вокруг них полукругом теснились Всеволодовы люди, те, кто ездил с ним в Изяславль. По другую сторону собралась вся женская половина, и все тем же взглядом смотрела на невесту княгиня Радмила. Подал ей Всеволод руку и они ступили на расшитый красными диковинными птицами рушник. К их ногам собрали и сложили гроздьями горьковатую рябину, как кровь, алеющую на белой ткани.



Дошли они до волхва, опустились оба на колени. Тайные слова должен он сказать молодым, они не для слуха гостей. Мирослава едва слышала, что говорит им волхов, и только по виду Всеволода поняла, что обряд окончен.

Он помог ей подняться. С поклоном приняла молодая княгиня у матери Всеволода поднос со свежим караваем, поклонилась в свою очередь самому Всеволоду, протягивая горячий еще хлеб.

С улыбкой он отломил край, и после Мирослава обнесла всех ближайших к нему гостей. Молодая княгиня должна заботиться о своих людях, и Мира неукоснительно соблюдала обряд. После и поздравляли и желали достатка и мира, и княжичей… Мира краснея, слушала все эти речи, сидя по правую руку от мужа за пиршественным столом.

Невольно она искала взглядом половецкую наложницу Всеволода, но не увидела ее. Теперь Миру охватило странное оцепенение, словно все ужасное, чего она страшилась и противилась, произошло, и она с удивлением обнаружила, что почти ничего и не изменилось. Разве что кличут ее княгиней-матушкой и смотрит на нее Всеволод по-хозяйски, подавая ей чарку. Едва ее пригубила Мирослава. А за столом начинались песни в славу молодой княгини. Даже Марьяну, и ту Мира не нашла взглядом. И ей только и оставалось, что сидеть, улыбаясь дружинникам князя, и удивляться, как никто не понял, что не мил ей ни князь, ни Владимир, ни этот постылый пир…

Наконец под шумный одобрительный гул внесли большое блюдо, все незамужние девицы хихикая и смущаясь, украдкой посматривали на князя и его сторону стола, а ничего не понимающая Мирослава недоумевала всеобщему веселью.
- Это каша, - заговорщицки шепнула ей одна из девушек, зардевшись.

Старшая из княгининых вдруг запела глубоким смеющимся голосом:
Стряпуха кашу варила
Против князя ее становила.
У нас каша пошла в колупанье,
-Князь с княгинею в обниманье.
Ты, Княгинюшка, не стыдися,
Ты ко Князю-то прислонися…
А и мы молодыми бывали,
И у нас подолы загибали…
Мирослава сидела с пылающим лицом, не смея поднять глаза. Всеволод что-то ответил на шутку дружинников, встал, подавая ей руку, и благодарная Мира вцепилась в нее, как утопающий. Оказалось, пир кончался. В сопровождении девушек и дружек Всеволода дошли они до княжеской горницы. Смущенная, оглохшая от шумного веселья и смеха, Мирослава проскользнула внутрь, и Всеволод закрыл двери, отгораживая их обоих от праздника. Князь затеплил лучину в темной клети и, сев на край постели, поглядел на побледневшую Миру. Та все стояла у дверей, не зная, куда себя девать, комкая край платья руками.
- Ну, Мирослава, что ж ты стоишь, как чужая? Будто и не рада празднику… Что ж не разуешь мужа?

Мира молчала, ей казалось, ничто не в силах разомкнуть сейчас ее уста, какого бы ответа князь не ждал от нее. Она приблизилась, опустилась на дощатый пол и ухватилась за сапог, стаскивая его с Всеволода, потом принялась за второй.

Когда с этим было покончено, князь за плечи поднял ее с пола, ласково усадил подле себя. Его руки ловко расстегнули верхнее платье, и Мира осталась в одной свадебной своей рубахе, стыдливо краснея под его взглядом.
Всеволод скинул свою одежду, потянул Миру вниз, на постель. Вспомнилось Мирославе, как девчонкой прыгала она в воду, зажмурившись, ныряя сразу с головой в темную Шелонь. Так и теперь, как в омут с крутого берега…

Неподвижно лежала Мира, пока князь ласкал ее. И здесь спешил Всеволод закрепить этот союз нежеланным ей соитием, не стал ждать до завтра.

Смотрит он на нее с улыбкой победителя, тяжело дыша, наконец отпускает от себя. И Мире вдруг вспомнился вкус морошки и дикого меда, вкус поцелуев Хозяина болот. Она что есть мочи зажмурилась, стараясь сохранить это промелькнувшее воспоминание, но оно растаяло, как туман над Шелонью, оставив ей лишь полынную горечь.
