"Оборотень" вторые сутки висел над безымянным островом, и у команды уже было готово точное расписание смены караулов. Охрана у вентиляции менялась раз в сутки, патруль проходил каждые два часа.
- Итак, - Элиза в предвкушении большого дела потирала ладони, но со стороны это выглядело несколько нервозно. - Отправляем пятерых охранников после смены караула к праотцам, пусть подготовят там торжественный приём нашему алхимику. Стрелять нужно по возможности одновременно, чтобы никто из них не успел сообразить, в чём дело, и открыть по нам пальбу, которую может услышать патруль. Попасть необходимо с первого раза - арбалеты долго перезаряжать. Целимся в сонную артерию на шее - это наиболее уязвимое место в их защитных костюмах. Спускаемся с дирижабля, втаскиваем их на борт, Дэй, Ченз, Гасс с братом и Торн переодеваются и занимают их места, а у нас, - Эль обвела взглядом меня, Мареса и Эрмана, - не более суток, чтобы всё сделать и, в лучшем случае, остаться в живых. Эммерсон - ты за капитана, пока нас нет.
- Может, мне лучше пойти с вами? - Эм за эти дни будто ещё сильнее постарел, и последнюю ночь явно не спал - под глазами залегли глубокие тени, лицо осунулось, сделав морщины более резкими.
- Нет, Эм, нам не нужно много людей - так мы привлечём к себе лишнее внимание. Да и антидота не уверена, что хватит на троих на нужное время, не говоря уже о четверых. Позаботься об "Оборотне", пока мы не вернёмся. Или - если мы всё же не вернёмся... Ладно, - Элиза махнула рукой, - у нас осталась ночь до веселья, отдохните как следует!
За бортом дирижабля стояла оглушающая тишина. Казалось, мы зависли вне мира, и вокруг нет ничего кроме пустоты, такой плотной, что её можно было пощупать рукой.
- Это всего лишь туман.
Я вздрогнула от неожиданности и поймала себя на том, что протягиваю руку за борт, и она теряется в темноте и густом тумане. Рядом, облокотившись о перила, стоял Марес. - Это пройдёт.
- Что?
- Ощущение, что за бортом ничего нет. Пустота. Рано или поздно твоё подсознание станет дорисовывать во тьме то, что ты видела днём. Если, конечно, днём можно было разглядеть хоть что-то в этом проклятом тумане.
Я кивнула. Я не знала, что сказать, когда рядом стоит тот, к которому влечёт так сильно, что даже запах его чувствуешь во сне, и когда, возможно, жить нам осталось не более суток.
- Ты очень изменилась, Фрэнсис. Так изменилась, что даже язык не поворачивается назвать тебя прежним именем.
- Это плохо? – замерла я. Первая мысль была о том, что Марес, если и любил, то не Фрэнсис, а Юту, которой во мне практически не осталось.
- Нет, не плохо. Ты просто уже не та робкая пташка, верящая в абсолютное добро и любовь, какой я тебя встретил. Ты бы не выжила, если бы не повзрослела, уж прости за правду.
Я усмехнулась. Абсолютное добро... Осталось ли оно в нашем мире? Было ли оно в нём вообще? А вот любовь...
- Знаешь, в любовь я до сих пор верю. Должно же быть в мире хоть что-то хорошее, а не только война.
Марес внимательно на меня посмотрел.
- Иногда, Фрэнсис, любовь бывает страшнее войны. Потому что, куда бы ты ни пошёл, где бы ни спрятался - она всегда будет с тобой. Увы, не все любови счастливые, и далеко не всем суждено сбыться.
Мы стояли, опершись локтями о борт "Оборотня" и смотрели в непроглядную ночь. Марес был так близко, что я чувствовала тепло его плеча через тонкую ткань рубашки и аромат его длинных волос, сплетённый из запахов кожи, дерева, промасленных железяк и едва уловимого запаха пороха.
- Как думаешь, - спросила я, - велика ли вероятность того, что мы останемся живы?
Марес невозмутимо пожал плечом: - Варианта два: мы либо выживем, либо погибнем. Боишься?
- Не знаю, - честно ответила я. - Сейчас на карту поставлено слишком много, чтобы задумываться о себе. А ты?
- Не думаю... Но было бы жаль умереть, не успев сделать что-то важное, - печально улыбнулся Марес и повернулся ко мне лицом. - Наша цель стоит смерти, и Элиза готова без промедления и раздумий отказаться от всего во имя её осуществления. Она говорит, что жить будем потом, если выживем, а если не успеем - то не судьба. Но не всё можно откладывать. И я не верю в судьбу. Потому что ситуации, когда от нас действительно совершенно ничего не зависит - исключительно редки. В остальных же случаях мы сами делаем выбор, и несём за него ответственность. И если мы не успеем что-то важное по собственной глупости - это навсегда останется с нами.
Марес взял меня за руку, - Поэтому я хочу, чтобы ты знала, Фрэнсис, ты мне очень дорога, - он смотрел мне прямо в глаза, и его пронзительный взгляд лишал меня воздуха и твёрдой почвы под ногами, - гораздо больше, чем может быть дорог просто друг. Но я знаю, что связывало вас с погибшем Дрейком, и я не смею ни осквернять память о нём своим признанием, ни претендовать на место в твоём сердце. Я просто хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я почту за честь быть рядом, сделать всё возможное и невозможное, чтобы помочь тебе, и я более никогда, ни единым своим жестом или словом не создам неловкости и не напомню о причине этого разговора, и, конечно же, не посмею ждать ответа.
Марес тяжело перевёл дыхание - признание далось ему непросто, - отпустил мою руку и быстро пошёл прочь.
Я стояла, будто громом поражённая, пригвождённая к деревянным палубным доскам, придавленная к ним толщей непроглядного ночного тумана.
Ну у тебя-то там Апокалипсис, помасштабнее все, и оттого страшнее.
Страшно там, в этом подземелье! Я запаниковала, еще когда газ пошел! А уж от соседства с мохнатыми тварями ни в жизнь не смогла бы вести себя разумно и хладнокровно! Элизе и команде - браво!!!
