Фотохостинги imageshack.us и piccy.info/, а также smayliki.ru и ifotki.info и др. заменили все фото, которые там размещали пользователи на провокационный текст. Если видите - жалобите, пожалуйста. Размещали сами - удаляйте! Это угрожает существованию форума! Любое обсуждение текущей международной ситуации - бан без предупреждения.
**** ВАЖНО! В случае получения подозрительных ЛС (спам, попрошайничество и т.п.) высылайте на admin ЦИТАТУ и СКРИНШОТ. Когда форум "тормозит", получаются дубли сообщений. Мы будем благодарны вам за жалобы (кнопка \!/) на дублях - так сможем удалить их быстрее! **** В ближайший месяц будет удален подфорум Торговые ряды: всю необходимую вам информацию сохраняем самостоятельно.
Я начала писать тебе письмо, когда часы в гостиной пробили полночь. Самое время ложиться спать и смотреть приятные сны, но. Я не могу. Во-первых, от того, что в моей комнате полнейший беспорядок: платья, обувь и многочисленные подарки, которые ты прислала мне, моя милая, добрая Лиззи, разложены по всем поверхностям, а я смотрю на все это и, кажется, уже схожу с ума от радости. У меня еще никогда не было такого огромного гардероба! Кажется, я говорила это еще в прошлый раз, но с тех пор ведь пришла еще одна посылка от тебя. И теперь платьев стало столько, что я даже не замечаю, когда прочие девушки берут что-то из моего шкафа. Хозяйка говорит, что завидует твоему хомяку. И что теперь этим самым хомяком стала я. Все бы хорошо, но я не понимаю, что это означает и почему я стала хомяком. Вроде бы я кушаю столько же, сколько и прежде и ни на грамм не поправилась… А во-вторых, чувства благодарности и признательности меня переполняющие, не дают мне успокоиться и настроиться на сон. Ты самое щедрое создание, которое я когда-либо встречала. И которое, Бог весть, сколько всего натерпелось за свою жизнь. Ты знаешь, я «появилась на свет» только благодаря тебе, и с тех пор ты не перестаешь оберегать меня и заваливать подарками. Маленькие Перси и Китти благополучно доехали, и я не смогла отдать их на растерзание детскому саду. О нет, добрая моя Лиззи, ты не подумай, я очень люблю детей! Но не меньше я успела полюбить и этих двоих малышей. Они оба останутся у меня, и я постараюсь сделать все, чтобы им у меня понравилось. Сейчас они сидят за столиком и грызут печенье с молоком. Да, я знаю, что время позднее и пора спать, но им пока всё в новинку, они полны эмоций и впечатлений также как и я, поэтому сегодня им предоставлена полная свобода действий. А еще, рядом со мной поселилась одна девушка. Я не помню точно, как ее зовут. Кажется, Анжелина. Знаешь, Лиззи, она старше нас с тобой на много лет. Хозяйка говорит, что ей наверно больше двадцати лет. И это не тот возраст, к которому привыкли мы с тобой. Девушка эта очень милая и обаятельная, у нее лучистые глаза и добрая улыбка, и мне кажется, что мы обязательно подружимся. Остальной мир живет своей жизнью: мадмуазель Легран продолжает приходить домой с пакетами покупок из магазинов одежды, к мистеру Дэвису приехала супруга и они теперь всё свободное время проводят вместе, мисс Рэйн (которую я всегда несколько недолюбливала за вызывающий внешний вид) ходит недовольная и скрипит зубами, к соседке-художнице снова вернулась средняя сестра и продолжает громко смеяться, разговаривать и хлопать дверьми. Ах, Лиззи, надеюсь теперь, с Китти и Перси, мне станет гораздо веселее и уютнее. В скором времени мы примемся за перестановку мебели, чтобы всем маленьким жителям хватило места.
... Время первый час ночи, а мне совершенно не спится. Наверно стоит вообще не спать этой ночью, а завернуться в шаль и выйти на улицу. Говорят, ночи теперь самые короткие. У малышей слипаются глаза, я уложу их в свою кровать, а сама, наверно так и сделаю.
До свидания, моя дорогая! Огромное спасибо за все, что ты для меня делаешь. Остаюсь преданной тебе, Джейн.
Сюрприз! Кто эта девочка? У Лиззи новый парик! Вообще-то это был подарок ей ко дню рождению. Но разве можно удержаться и не распаковать подарок до пятницы?..
Парик брала на свой страх и риск. Хоть размер и заявлен как 5-6, но парик предназначен для БЖД, поэтому всего можно было ожидать... Вот как выглядела посылка А вот сам парик: Основа у него не силиконовая, а матерчатая, к ней пришиты трессы. Даже немного непривычно
– Мисс Лотрон-Фэйр, не кладите, пожалуйста, трубку. Я вздохнула. Надо же, глупейшая уловка – позвонить с чужого номера… и сработала. – У меня очень важное дело. Видите ли… – Чей это телефон? – перебила я. – Мисс Кэллэхон. А… Я догадалась, что он говорит о своей… в общем, о той дамочке, которая сидит у него на ресепшене. – Ладно, ваша взяла, – проворчала я, сдаваясь – Я вас очень внимательно слушаю, мистер Долтри. Он взял с места в карьер. – Мисс Лотрон-Фэйр, боюсь, вам придется приехать в Гилфорд. Это не телефонный разговор. – Опять двадцать пять… Что на этот раз? Хотя бы намекните. – Послезавтра истекает срок договора аренды. – Помню-помню. Претендент на наследство. Мой… ну, вы поняли… – Ага. Ваш. Или не ваш. Я могу ошибаться, но мне кажется, что Эдриэн Лотрон-Фэйр – не тот, за кого себя выдает. Я так и села. Ничего себе! – Алло, вы меня слушаете? Мисс Лотрон-Фэйр, я вас… ошарашил? – Д-да уж, – пробормотала я, понемногу приходя в себя. – Я приеду, мистер Долтри. – Вот и отлично! – обрадовался он. – Кстати, не берите с собой велосипед. Здесь льет как из ведра… Что ж, заняться мне все равно нечем. Театр закрылся на лето, большинство подработок я раскидала, – кроме несрочных. Хелен гостит у Хэджвудов. Один к одному. Надо ехать в Гилфорд. По дороге хотела написать письмо, уже было вывела на конверте “Джейн Хэмилтон-Райс”, но тут меня словно что-то царапнуло. (Давно позабытая белая кошка из детства?..) “Не тот, за кого себя выдает”. В каком смысле? Не Эдриэн Лотрон-Фэйр? Не мой отец? Или… не сын бабушки МакМорран?.. О, пресвятая галактика. У дверей конторы “Родерик, Долтри и Стивенсон” неожиданно столкнулась с тетей Энджи. Вот как, а я думала, она давно вернулась в Шотландию… – Лиззи! – воскликнула она. – Я тебя жду! Ты не представляешь, какой ужас… – Отлично представляю, – хмуро сказала я. – Нет-нет, такого ты точно не представляешь… – Давайте зайдем, – оборвала я ее причитания, открывая дверь. В последнее время Энджела здорово сдала. Смерть сестры, с которой она прожила всю жизнь, не могла пройти бесследно… Мисс Кэллэхон (это же она?..) даже не пришлось о нас докладывать. Мистер Долтри выглянул из кабинета, едва мы вошли. Видок у него был… того. – Ой, мисс Лотрон-Фэйр, я вас не сразу узнал, – он с изумлением уставился на мои длиннющие медово-русые волосы. (В каталоге этот цвет пафосно назвали “утренний латте”, но мы-то с вами не из таких…) Наверное, решил, что я маскируюсь. Ха-ха. А я просто отхватила парик на распродаже… М да. Возможно, я и впрямь маскируюсь. Перед выходом взглянула на себя в зеркало и с неудовольствием отметила: до чего похожа на папашу… будь он неладен… Забавно, но Энджела вообще не обратила внимания на такие мелочи жизни. Или была настолько деликатна, что промолчала. Но вернее всего, она не заметила. Уж очень ее потрясло… что?.. Она даже не последовала за мной в кабинет, осталась снаружи. – Мистер Долтри, не тяните кота за хвост, выкладывайте самое плохое, – сказала я. Он поежился, словно от холода. – Мисс Лотрон-Фэйр… я, право, теряюсь. Всё настолько запутано… – Ну, так давайте попытаемся вместе распутать! Видит небо, до чего мне всё это осточертело… Он опять поежился. – Этот человек, называющий себя Эдриэном Лотрон-Фэйром… – Бросьте, он действительно мой отец. Посмотрите на его физиономию. И посмотрите на меня. – Да, но… – Короче. Чем так взволнована Энджела МакМорран? Что вы ей сказали? – Он собирается оспорить завещание. Ну, и, поскольку никто не может подтвердить его идентичность с сыном вашей бабушки… остается только одно… Меня осенило. – Эксгумация! – сказали мы с мистером Долтри одновременно. – Именно, – уныло подтвердил он. – Анализ ДНК. Если, конечно, мы получим образец. У него было такое лицо, словно он не решился сказать “если там еще что-то осталось за восемнадцать лет”. Я сделала глубокий вдох. Что ж, могло быть хуже. Но ковыряться в земле на кладбище Восхождения… так близко от… Мне тоже стало холодно. – Я должна присутствовать? – К сожалению, да. Для опознания. Это пустая формальность, мисс Лотрон-Фэйр. Вряд ли вы сможете… Он умолк, но я и без него мысленно закончила фразу – “опознать бабушку, которую никогда не видели, в голых костях”. И мне почему-то нестерпимо захотелось спросить, – а ему-то что за дело до моих переживаний?.. Нас ничего не связывает, кроме этого треклятого дела о наследстве. Мне не нужен второй Янек. Разумеется, всё это я оставила при себе. Только спросила – сухо и деловито: – Когда? – Сегодня вечером, – ответил он. Вечер в Гилфорде. Вечер на кладбище. Небольшая группка людей у могилы со старомодным медальоном и надписью “Клара Мэдлин О’Мэла МакМорран”. Я знаю, она не брала фамилию мужа. Ни первого, ни второго. (Забавно, но когда я увидела посадочный талон на имя “Эжени Лотрон-Фэйр”, я несказанно удивилась. Мне и в голову не приходило, что Джен, выйдя замуж за моего дядю, взяла его фамилию. И продолжала ее носить – пусть даже только по документам – все эти нелегкие годы…) Но я отвлеклась. С медальона на нас смотрела пожилая леди в круглых очках и фантастического вида чепце. Рядом что-то темнелось. Приглядевшись, я поняла, что это собака. Большой черный пудель. Мэки, – так, кажется, его звали. Бабушкин любимец, скрасивший ей одиночество после кончины второго супруга. Говорят, когда не стало и Мэки, Кларисс утратила последнюю волю к жизни. И протянула совсем недолго… Мне внезапно захотелось уйти. Не видеть всего этого… – Мистер Долтри, вы не возражаете, я поброжу здесь, недалеко, пока вскрывают могилу? Мне нехорошо. Голова кружится. Тетя Энджи, а вы лучше останьтесь. Позовете меня, когда… Наверное, голос был у меня такой… неживой, что они оба только кивнули, не решаясь возразить. Я ушла к белому кресту. Пожалела, что не захватила цветов. Но… Как-то странно было бы являться на эксгумацию с букетом, вы не находите?.. – Мой любимый. До чего же мне плохо. Присела у камня, привычно положив на него ладонь. Камень молчал. А я про себя повторяла понравившиеся мне строчки – пожалуй, лучшее, что я когда-либо читала о Гилфорде:
Здесь время не бьется безжалостной плетью, Не носится яростным вихрем, И милая тень вот уж больше столетья Не бродит по улочкам тихим.
Закройте глаза! Пусть умрет повседневность. Заткните немедленно уши! Сомненье, смятенье, страдание, ревность Пусть больше не трогают душу.
Закатное солнце ощупало крыши; Смятенье ему не помеха… Он здесь проходил! Я шаги его слышу В бреду многолетнего эха.
А ночь надвигается. Темень всё ближе, Продолжится наш поединок… Он здесь проходил! Я следы его вижу В пыли бесконечных тропинок.
Куда приведет меня призрачный голос, В какие бездонные дали?.. Как нить Ариадны, каштановый волос, Прочней и незыблемей стали.
Слеза на траве и роса на ресницах, Минутный каприз небосвода… Под каменной сенью покойно ли спится Все эти нелегкие годы?..
Спускается солнце всё ниже… так странно! И сумрак ложится на плечи, А ветер целует ладони каштанам И их погребальные свечи.
Моя ладонь на камне. И… мне кажется, или он чуть-чуть потеплел?.. Но тут раздался отчаянный вопль. Даже два. – Мисс Лотрон-Фэйр! – это был, понятное дело, адвокат. – Лиззи! Лиззи! ЛИЗЗИ! – тетя Энджела вопила как резаная. Я вздрогнула и вскочила. Что там произошло? Споткнулась о камень… и едва не расквасила себе нос о белый крест. Во был бы номер. Подбежала к семейному захоронению Лоусонов. Картина маслом. Энджи МакМорран, бьющаяся в истерике. Врач, пытающийся накормить ее успокоительным. Смертельно бледный мистер Долтри. Что страшнее – такие же бледные парни из лаборатории (а уж им-то, вероятно, и не с таким доводилось сталкиваться…). Отчаянно кашляющий полисмен. Об этих, с лопатами, и говорить нечего… И второй план картины, даже не такой заметный на фоне первого, потому что на нем нет людей. Ни живых, ни мертвых. А есть неплохо сохранившийся гроб со скелетом… кхм… Помню, глупая мысль промелькнула в голове: и кого я должна опознавать?.. – З-здесь з-записка, – сказал полисмен. Он заикался прямо как я. Да и кто угодно тут начнет заикаться… – Давайте-ка осторожненько, пинцетом, – вмешался доктор, совладавший наконец с Энджелой. – Не учи ученого, – буркнул парень из лаборатории. Второй все еще потрясенно молчал. Он присел и аккуратно развернул записку. Все подтянулись поближе, уже не обращая внимания на собачий скелет. – Прибить бы ее за такие шуточки, – наконец вымолвил исследователь. – Читайте! – велел мистер Долтри. И вот что мы услышали: “Ребят, простите, если можете, но я должна лежать рядом с Себастьяном. Не обижайте Мэки. Он заслужил хорошего отдыха. Всегда ваша Кларисс”. Первой обрела дар речи моя тетя: – Так что же… выходит, мы столько лет навещали… СОБАКУ?! Она залилась смехом вперемешку со слезами. Ни черта лекарство не подействовало. – Доктор, уведите мисс МакМорран, – распорядился мистер Долтри, косясь в мою сторону. – А вы, господа, можете закапывать бедную… бедного Мэки. Больше нам тут делать нечего. Мне жаль, что я вас всех побеспокоил. И вы, мисс Лотрон-Фэйр… Но я уже не слушала. Ноги сами вели меня обратно… нет нужды говорить, куда. – Мой хороший. Тебя никто не потревожит. Я здесь, рядом. Я охраняю твой сон. Спи.
Лиззи, с прошедшим Днем рождения! Какой замечательный у нее подарок ко Дню рождения! Ей очень идет. Все изменения в ее образе за три года, мне кажется, продолжают подчеркивать ее особенность, индивидуальность! Видно, что ты любишь ее и она отвечает взаимностью. А еще мне очень нравится ваш с ней рассказ!
Как это страшно, – когда скорбь превращается в рутину. Я не о себе. Я никогда не смогу привыкнуть. И встреча с моей любовью для меня – каждый раз событие. А такие, как тетя Энджи, ходят на кладбище, чтоб исполнить долг. Носят цветы по расписанию, плачут по расписанию, в церкви молятся и то по расписанию… А потом оказывается, что все эти годы ухаживали за могилой бедного Мэки. Мне смешно. И поговорить-то не с кем, кроме белого креста. И плевать, что мы с ним – буквально первое, что видит человек, войдя на кладбище. Элмиджейн была права: в этом месте не до сна. Мое воображение живо рисует омерзительную картинку: как какой-нибудь ротозей останавливается, медленно водит глазами по надписи… “Чар… Ла… Лью… О! Льюис Кэрролл! Тот самый! Эй, все сюда!” И сбегаются такие же остолопы, и начинается: – О, я обожаю его “Алису”! Это просто шедевр упоротой сказки! – А вы знаете, говорят, он очень любил Алису. Не героиню, а ту девочку. – Да? Правда? Но она же младше его в разы! – Ага. И люди до сих пор спорят: был ли он педофилом или нет. – Как ужасно!.. Убивала бы, честное слово! Нет ничего проще, чем обвинять во всех смертных грехах человека, который уже больше ста лет не может себя защитить. И я ничего не могу с этим поделать. Хранительница покоя. Невеселое занятие. Это не долг. Я сама так захотела. …О, милостивое небо, а это еще что такое?.. Янек. Злой как черт. А давно мы не встречались, кстати. С той бессонной ночи, проведенной в кафе напротив моего дома. Как я захлопнула утром дверь перед его носом, так больше и не видела. И предпочла бы и дальше не видеть… Мизансцена на пять баллов: безмолвное кладбище, белый крест, романтически настроенная барышня в платье с оборками и с нереально длинными волосами. Ну да, я знаю, они не мои… неважно. И “докторишка с вечно недовольным лицом”. Как всегда, что-то бурчит себе под нос. В руках у него какая-то жестянка. – Пани Элжбета! Я больше этого не вынесу! Посторонитесь! И, прежде чем я успела опомниться, он выплеснул содержимое своего ведерка на памятник. Все это было делом нескольких секунд, но мне они показались вечностью. И я успела, во-первых, понять, что Янек сошел с ума, во-вторых, испугалась, что мы разбудим моего любимого, а в-третьих, заслонила крест – как могла – своим платьем и своими… вернее, не своими… в общем, волосами. – Стойте! Остановитесь! – закричал кто-то очень знакомый. Близко, буквально в десяти шагах. Я не видела: я сидела, уткнувшись лицом в камень, а краска стекала и капала на землю с отвратительным хлюпаньем. Болотно-зеленая. И цвет-то какой гадкий… – А вам какого черта надо?! – заорал Янек, швырнув пустым ведром в… кого-то. – Вы соображаете, что натворили?! – я узнала мистера Долтри. – Да пошел ты!.. Звук удара. Кто кого, интересно… Оборачиваться не хотелось. Единственная мысль в голове: только бы не потревожили… Полицейский свисток. – Эй! Эй вы, там!.. Дальнейшее припоминается мне словно в тумане. Понадобилось трое здоровых полисменов, чтобы утихомирить не на шутку разбушевавшегося доктора Сьвецу. Наконец, его увели. Мистеру Долтри тоже пришлось с ними пойти. Но ему явно не хотелось оставлять меня одну. – Мисс Лотрон-Фэйр… – Идите, – сказала я, пытаясь привести себя в порядок. Стащила с головы испорченный парик и бросила его на землю. Оглядела платье. М-да. Печально. – Я пришлю кого-нибудь с растворителем и тряпками… пока краска не засохла… – Спасибо. А что я еще могла сказать?.. Он сдержал обещание. И остаток дня я провела на кладбище, тщательно оттирая надгробье. Мыслей в голове больше не осталось. …Телефонный звонок. Номер незнакомый. – Элизабет? Это твой… это Эдриэн Лотрон-Фэйр. От неожиданности у меня пропал дар речи. – Я слышал об инциденте на кладбище. Мне бы хотелось с тобой поговорить. Ты где? Пришлось взять себя в руки. – Г-где… В-всё там же. К-краску оттираю… – Тогда я сейчас приеду, девочка. Не уходи, пожалуйста. “Девочка”?.. А голос-то по телефону у него прямо как у дяди Йэна… И не убежишь. Но, в самом деле, сколько же можно бегать от самой себя?.. Я предпочла и дальше сражаться с последствиями янекова вандализма. Шаги. Подняла голову. Да, это он. Теперь можно и разглядеть как следует. Высокий, худощавого телосложения, – в точности, как его брат. И выглядит, пожалуй, старше своих пятидесяти… двух, или сколько там. Лицо усталое. Глаза за стеклами очков – серо-зеленые, очень серьезные, чтоб не сказать – печальные… Подошел и едва не упал: – Бог мой, а это что?! – Это убитые Янеком двадцать фунтов… У валявшегося на земле парика был жалкий вид. Как у отрубленной головы. Мой… Эдриэн порылся в кошельке и выудил пятидесятифунтовую банкноту. – Извини, девочка, у меня меньше нет. Правда. Возьми, пожалуйста. “Не смей!” – прошипел мой внутренний голос. Но у моего… у Эдриэна было такое лицо, что я взяла. – Н-не с-стоило беспокоиться, – сказала я, краснея. – У меня нет финансовых проблем. Я справляюсь. Он тоже залился краской, моментально и по уши. Вот кто меня этим наградил… – Знаю я, как ты справляешься. Убежала из Инвернесса в поисках самостоятельности. Большой Джордж нанял тебя рисовать афиши для его несчастного балагана и платит вдвое больше, чем эта ерунда заслуживает… Что поделать. У меня положение не лучше. Наступил на горло своему таланту, стал лепить на заказ… Контракты подписаны, деньги получены. Теперь я до конца жизни в кабале. Продал душу дьяволу. Сдохнуть бы поскорее… – Н-но… – начала было я и умолкла. – Не ожидала?.. Он присел, как-то нелепо сложив свои длинные ноги. Взял у меня тряпку и стал тереть последнее пятно. – Давай закончим с этим делом и поговорим… Или ты… – Или я… – Ну, можно я тогда заскочу к тебе вечером? Я знаю адрес, мне в адвокатской конторе сказали. – Да пожалуйста, – пробормотала я. Пятно сдалось. Крест снова сиял белизной… ну, насколько это вообще возможно. Возраст, знаете ли… А у меня видок был отнюдь не такой блестящий. И голова начинала кружиться. Может, химии нанюхалась… – Я на машине. Куда тебя отвезти? – Домой, в Лондон. – Чудесно. Пошли. Послушно поднялась и пошла. Проходя мимо урны, выбросила испачканные краской тряпки, бутылку из-под растворителя и парик. Веселый денек, ничего не скажешь… За воротами кладбища стоял какой-то пафосный катафалк с левым рулем. А дьявол-то щедрый, подумалось мне. Или это исключительно для перевозки скульптур?.. На переднем сидении лежал букет белых роз – таких, как я люблю. Мой… Эдриэн попытался улыбнуться: – Вот, даже цветы тебе купил… – Спасибо. Если ты не возражаешь, я их все-таки оставлю ему… – Конечно. Иди, я подожду. Я вернулась к белому кресту. – Радость моя. Прости, что так получилось. Плохая из меня хранительница… Положила цветы, погладила имя на камне. – Мы расстаемся ненадолго. Ты же знаешь, я не могу без тебя… Я обязательно приду снова. Завтра или послезавтра. Посмотрела по сторонам. Никого не было. Тогда я поцеловала крест и ушла, не оглядываясь. Боялась, что не выдержу. Не хотелось плакать при моем… при Эдриэне. О, пресвятая галактика! Смогу ли я когда-нибудь назвать его отцом?.. Ну, почему, почему всё так плохо?..
Камень в изголовье. Розы? Эру с ними! Неизвестно, как он впишется в пейзаж… Мы его забыли. Помним только имя, Да и то – насмешливый мираж!
Участь менестреля – быть громоотводом; Это же прекрасно, скажете мне вы… Он уходит дальше, дальше с каждым годом: Сотня лет и сотня бед. Увы!
У него портретов меньше, чем у камня; Светлое сердечко захватила тьма… Лживая табличка… да на что она мне? Он ¬уснул, а я сошла с ума.
Хорошо ли спится под угрюмым сводом?.. Тени в Зазеркалье, морок на стекле… Он уходит глубже, глубже с каждым годом, Белый камень утонул в земле.
Дома я обессиленно упала на кровать. “Сдохнуть бы поскорее”, как сказал мой… а, гори оно всё синим пламенем! Или зеленым… Опять прихлопнула входную дверь. Поэтому, открыв глаза, я почти не удивилась, увидев дядю и Джен. – Сюрпри-и-из! – сказали они в один голос. У Джен в руках цветы (опять белые розы!), у дяди Йэна – коробка. С чего бы это?.. – С днем рождения! О, ч-черт! Вскочила как ошпаренная. – Извини, что без приглашения. Я знаю, ты недолюбливаешь этот день, – сказал дядя. Недолюбливаю? Я про него забыла! – Тортик мы тебе притащили, а вот выпивку… – Намек понят, – хмыкнула я. И достала бутылку с оленем, которую дядя в какой-то из своих прошлых визитов сам и принес. Джен озадаченно покрутила носом. – Эгей, да тут едва на три стакана… – Я не буду, – сказала я. – М-м? Тогда мы выпьем за твое здоровье? А, Йэн?.. – Ага. Наливай. – Оставьте и мне глоток, – в дверях стоял мой… Эдриэн Лотрон-Фэйр. – Элизабет, можно мне войти? – Ты уже вошел, – пробормотала я, смутившись. Дядя Йэн шагнул навстречу брату. – Ну, и заварил же ты кашу, Эд… – Я знаю, Брай, – виновато отозвался тот. Они пожали друг другу руки. “Брай”?.. Чего я еще не знаю о своем… о, пресвятая галактика! А это уже мне: – Ты не думай, я не с пустыми руками… Только бы не пятьдесят фунтов, – промелькнуло у меня в голове. Он с видом фокусника-неудачника порылся в карманах… и протянул мне ключи. – Ого, – негромко сказала Джен. От виски у нее заблестели глаза, а в голосе появились явные завлекающие нотки. Кажется, я понимаю пражскую фотомодельку… – А ты времени не теряешь, Эд, – удивленно заметил дядя. Он заметно нервничал, – может, оттого, что Джен при всех обнимала его за талию, а может, из-за встречи с братом. – Мне было стыдно, – его брат продолжал протягивать мне ключи, а я стояла как истукан, не в силах пошевелиться. – Я не буду все валить на Мойру. Я тоже виноват. Но она так ничего и не поняла. А я… Элизабет, девочка моя. Я был ужасным отцом. Ты дашь мне еще один шанс?.. Ты уже взрослая, тебе двадцать один… – М-мне д-двадцать два, – как можно мягче сказала я. В воздухе повисло неловкое молчание. – Выше голову, Лотрон-Фэйры, – это был, конечно, дядя. – Джен, хорош щипаться. Эд, держи стакан. Лиззи, возьми ключи. Твое здоровье, девочка. А остальное – потом…
Выложу всё, что накопилось. И опять пропаду на какое-то время
Календарь Шкафчик куплен в "Леонардо". Пока стоит некрашенный. Но он мне и так нравится... Про новый дом будет где-нибудь дальше. 19-го был день рождения доктора Брайана Мэя. Гитара "Red Special", телескоп и барсук - всё в честь него