Посидев ещё немного, Алексис вернулся в пустой, оставленный радостью дом. Он долго ходил из комнаты в комнату и думал о том, чего сейчас он хочет больше всего на свете. Чтобы он выбрал, если бы предложили, денег целый миллион, двухэтажный дом на Гавайях, или личный самолёт? Чего хочется? Алексис прислушался к себе и понял, что ему хочется плакать. Он забыл, когда делал это в последний раз. Мутно вспоминалось, что около четырёх лет назад, когда из жизни ушёл лучший друг. Все слёзы давно испарились, и как бы не было больно, и как бы не ранила жизнь, в итоге так и не удавалось выдавить из себя ни одной слезинки. Плач превратился в непозволительную роскошь.

Парень не переставая думал об этом. Боль жгла и выворачивала наизнанку своей нестерпимой пыткой. Ничего не хотелось, только плакать, выть, стенать…
Алексис, палимый только этим неистовым желанием, забежал на кухню, выхватил из стола нож для фруктов и располосовал себе руку от запястья до локтя. Резкая физическая боль ослепила, как вспышка молнии, но душевная оказалась намного сильнее. Кровь, цвета спелой вишни, закапала на пол. Парень сполз по стенке вниз и его равнодушные, сухие глаза уставились в окно, за которым бесновался приближающийся сезон дождей. Видимо, слёзы оставили навсегда. Позади было слишком много мытарств, лишений и притеснений. Было так много боли, что в какой-то момент лимит слёз исчерпал себя. Права на восстановление нет ни у них, ни у израненной души.

Дни сменяли друг друга, так было и будет всегда. Так утечёт вся жизнь, как песок сквозь пальцы. Не поймать и не предъявить претензий.
Снова бой, очередной концерт, за которым последует запись нового альбома.