Djenje:будни Городка-в-Лесу. Заговорщики.

[Djenje]

Тим, обязательно будет! Только не очень скоро: мы едем на море в сентябре!

[Timotei smile]

мы едем на море в сентябре!

это замечательно) удачно отдохнуть

[Sonya_]

Как интересно было узнать о Дани! Очень понравилось как ты картинки в фотошопе обработала.

[Djenje]

это замечательно) удачно отдохнуть

Спасибо огромное, Тим!О такой поездке мечтается в течение всего года!

Как интересно было узнать о Дани! Очень понравилось как ты картинки в фотошопе обработала.

Ольчик, спасибо! Подумала:истории всех обитателей известны, надо и о Даньке написать! Правда, нет, не все - про Анику и Валеру, Ларису и Толю тоже только мельком. Постараюсь исправиться!

Скрытый контент: показать

Спасибо за добрые слова!

[Diorina]

Какая романтичная история у Даниэллы! Очень понравилось!

[mira1989]

Djenje, хорошее продолжение. Очень интересная история.

Скрытый контент: показать

Жду проду, Леночка. (до отъезда же будет продолжение, правда?)

[Arvin]

Очень интересная история Даниэлы. И как же я рада что они с Фернандо поженились.
Красивая история любви.

[electra27]

Судьба не дала своим избранникам расстаться.
Весьма захватывающе!

[BukA007]

Интересно было узнать побольше о Дани И на фото Стэллы и Элиан с удовольствием полюбовалась

[Djenje]

Какая романтичная история у Даниэллы! Очень понравилось!

Спасибо, Ирочка!Очень приятно, что понравилось - хотелось рассказать, как же получилось, что Дани живёт в России.

Djenje, хорошее продолжение. Очень интересная история.

Скрытый контент: показать

Жду проду, Леночка. (до отъезда же будет продолжение, правда?)

Мирочка, спасибо!Но вот насчет проды не знаю, успею ли. Нужно собраться, а 28-го уже ехать...

Очень интересная история Даниэлы. И как же я рада что они с Фернандо поженились.
Красивая история любви.

Лизонька, спасибо за добрые слова! Я тоже рада за Даньку - такая любовь не должна была остаться без взаимности!

Судьба не дала своим избранникам расстаться.
Весьма захватывающе!

Лизонька, спасибо! Да, возможно, если бы Алеся не увлекалась гонками, Дани никогда бы не увидела Фернандо на экране и не позвала в гости...

Интересно было узнать побольше о Дани И на фото Стэллы и Элиан с удовольствием полюбовалась

Спасибо, Викулик! Стэлла и Элиан шлют привет и благодарность, они очень быстро сдружились - наверное, характеры похожи!

[Mariten]

ооо, Леночка, поздравляю с двойной свадьбой тебя и всех твоих жителей! молодые были такие красивые и счастливые!
а девчонки-подружки, такие нарядны, глаз не отвести!!!

Элиан интересная особа, я бы сказала, таинственная даже!!!

[Djenje]

Машенька, спасибо огромное от молодых и от всех обитателей коттеджа! Им очень приятно, и мне - тоже!
От Элиан особое спасибо! Она ведь действительно таинственная! А её история ещё в самом-самом начале...

[Djenje]

Дорогие друзья! Я обещала рассказать вам о судьбах Аники, Ларисы, Валерия и Анатолия. Но, если рассказывать обо всём, получится очень долго. Поэтому я приведу лишь эпизоды, из которых, надеюсь, всё станет понятно. Это и так получилось очень-очень много... Если у вас не будет времени и желания читать такой большой объем писанины без фоток - просто пропустите её!

Скрытый контент: показать

Аника

Лариса

Валерий

Анатолий

Ганна (ориентировочный портрет)

Наташа (ориентировочный портрет)

Эпизод первый. Знакомство.

Аника родилась и жила четырнадцать лет в уральском мегаполисе Дубровске. Потом семья переехала в Москву. Аника очень любила футбол, была фанатичной болельщицей киевского "Динамо". Действие начинается в момент, когда "Динамо" проиграло ЦСКА, и расстроенная Аника пришла в гостиницу, где жила команда...

...За дверью пятьсот тридцатого было тихо. Никто не ходил. Никто не разговаривал. Никто не слушал радио. Аника вздохнула и отошла туда, где большая стеклянная дверь отделяла коридор от лестницы. Сквозь стекло виднелись пологие ступеньки под мрамор и серебристая полоска перил. Аника подошла к двери и прижалась щекой к холодному металлу. Было грустно и горько. Ей казалось, что что-то уходит, уплывает от нее, и это бесконечно дорогое «что-то» уже никак нельзя вернуть, совсем никак. Может быть, это уплывало ее детство … А этого никто не знал, никто не хотел помочь Анике в ее печали. Никто не спросил, почему так грустны ее глаза. Где-то рядом шумела ночная Москва, и никто-никто не знал, что в этот дождливый, холодный вечер очень плохо маленькому человеку. Человеку, только начинающему жизнь. Ни мама, ни отец, ни сестра, ни веселая одноклассница Женя, ни синеглазый футболист, играющий под пятым номером .
- Здравствуй!
Аника подняла голову и взглянула снизу вверх. Сначала она не узнала его, догадалась лишь по глазам.
-Тебя кто-нибудь обидел?
-Нет …
-А почему же ты плачешь?
-Я? Я никогда не плачу …
-Но я же вижу!
-Да? … Я не знаю … не заметила.
-И, все-таки, что с тобой?
-Вы не поймете …
Он посмотрел на нее с улыбкой.
-Ну, вот! Ты совсем как Толька Вишневский. Только он менее деликатен. Он обычно говорит: “Ну что ты, сосновый пень, понимаешь в розах?”
Аника опустила голову.
-Зачем вы смеетесь? …
-Разве я смеюсь? А почему ты здесь, в гостинице?
-Так просто. Папа – директор …
-А – а. Но сейчас ведь уже поздно!
-Я приходила по делу. Позвонить домой, чтобы меня не встречали. Они никак не могут привыкнуть, что я поздно езжу одна. А в Москве вечером совсем не страшно …
-Вы недавно здесь?
-Они давно, а я - меньше года.
-А, ну тогда ясно …
Ничего вам не ясно …
Аника подумала, что сейчас, действительно, расплачется.
-Э, так не пойдет!
Дожеско взял ее за плечи и повернул к себе лицом.
-Ты далеко отсюда живешь?
-Нет, не очень. Да вы не беспокойтесь, идите! Ничего не случилось …
-Как-то это странно все …
-Что странно?
-Маленькая девочка одна в гостинице. Ночью.
-Я сейчас уеду домой. И, потом, какая я маленькая? Я ведь в десятом учусь.
-Он взглянул на нее, не скрывая удивления.
-Так сколько же тебе лет?
-Пятнадцать.
-? …
-Так вышло … - Аника улыбнулась. – Я пошла в школу шести лет.
Дожеско молчал. Потом посмотрел на нее внимательно и мягко.
-Я ведь не ошибся, это ты вчера подглядывала за нами из-за шторы?
-Я … - ответила Аника, мгновенно краснея.
-А сегодня была на матче – так ведь? И мы “ порадовали” тебя поражением.
-Это глупое поражение. Обидное. Вы его не заслужили.
-Может быть, и не заслужили. Но виноваты сами. Отдали игру.
Аника на миг подняла глаза. Она никак не могла понять, шутит он или говорит серьезно. Живя в Дубровске, далеко от большого спорта, она возвела игроков любимой команды почти в ранг богов и не могла представить, что с ними можно разговаривать просто, как с обычными людьми. И сейчас удивлялась своей неожиданной, непонятно откуда взявшейся смелости.
-Как тебя зовут? – спросил Дожеско.
-Аника.
-Не нужно меня так называть …
-Почему?
-Когда-то давно так называл меня один очень жестокий человек.
-Извини, не буду.
Он зачем-то взглянул на часы.
-Знаешь что, Аника? Хоть ты и учишься в десятом, но школьники еще дети, а время не детское. И я буду чувствовать себя очень неважно, если ты останешься здесь. Пойдем!
-Куда? – спросила она, не понимая.
Он улыбнулся.
-Домой! Я тебя провожу.
Аника посмотрела на него испуганно и растерянно.
-А самолет? …
-А разве девяносто минут сегодняшнего матча плюс перерыв не убедили тебя в том, что мы засели здесь минимум до утра? Пойдем!

… Вечерняя Москва встретила их холодной сыростью. Ветер гнал по низкому небу белесые, набрякшие лохмотья туч, изредка срывая с них колючие брызги.
-Ну и погодка!
Дожеско изумленно взглянул на Анику.
-И ты просидела на матче два часа при таком холоде? Без пальто, без плаща?
-У меня был полиэтилен … - Аника улыбнулась и показала ему зажатый в руке сверток.
-Хороша одежда!
Он снял пиджак и накинул ей на плечи.
-Частичная компенсация ущерба, нанесенного твоему здоровью сегодняшним матчем!
-Да мне не холодно, - сказала Аника, - спасибо …
Она действительно не чувствовала холода. Происходящее казалось ей нереальностью, сном. Разве могла она когда-нибудь подумать, что будет вот так идти по улице с человеком иного мира, мира ее фантазий и грез? В мечтах футболисты были ее друзьями. Она путешествовала с ними по разным городам Союза, мира, болела за них с трибун “Уэмбли”, “Мараканы”. Путешествия сопровождались невероятными приключениями, и если ей случалось попасть в беду, они, как верные рыцари, всегда приходили ей на помощь. И сейчас он пришел к ней из мечты, этот человек с удивительными глазами, серьезными и смеющимися в одно и то же время …
И, словно в подтверждение ее мыслей, он спросил:
-Может быть, ты мне все-таки расскажешь, почему ты сегодня плакала в гостинице?
Аника подняла голову и, встретившись с ним глазами, вдруг поняла, что не сможет ответить неправду, спрятаться за пустыми, ничего не значащими фразами. Позднее она не могла объяснить, почему сразу безоговорочно поверила ему и, сама удивляясь себе, начала рассказывать о своей жизни в Дубровске, о случившейся там с ней беде и о самой заветной мечте – встретить верного друга, друга на всю жизнь, настоящего. Она говорила сбивчиво и торопливо, путаясь в словах и боясь, что сейчас он засмеется и скажет, как говорили ей не раз: “Ты просто еще ребенок, Аника. Пройдет время, все перемелется и будет мука!"
Закончив, она робко подняла глаза:
- Только вы, наверное, этого не понимаете …
Он посмотрел на неё внимательно и задумчиво.
-Почему же… Наверное, в своё время через это проходит каждый человек. И потом, у
меня ведь была сестренка … Твоего возраста, очень на тебя похожая. Она погибла три года назад при автомобильной катастрофе. Страшный, нелепый случай …

Они вышли к станции метро. Послематчевая суматоха стихла, было тихо и безлюдно. И подошедшая электричка оказалась почти пустой. Аника встала у окна, не зная, что сказать, и нужны ли тут какие-нибудь слова. Валерий нарушил молчание первым.
-Аника, - спросил он, - ты признаешь дружбу на расстоянии?
Она смотрела на него и молчала; он улыбнулся.
-Я не уверен, что выдержу столь сложный экзамен, требования у тебя высокие! Но если когда-нибудь у тебя возникнут какие-то трудности, я постараюсь тебе помочь.
-Правда? – спросила Аника удивленно и благодарно. – Вы напишете мне?
В его глазах мелькнул веселый огонек.
-Если позволишь!
-Ну конечно!
Она взглянула в окно, на выплывающие из тьмы колонны станции.
-Это наша. Сейчас нам выходить.
Станцию заливал яркий искусственный свет. С протяжным гулом выползла из туннеля встречная электричка и остановилась напротив. Аника вопросительно посмотрела на Дожеско.
-Наш дом совсем рядом с метро. Может быть, вы вернетесь?
-Нет уж, провожать, так провожать!
Он улыбнулся.
-Знаешь, Аника, зови меня на ты. От твоего “вы” я чувствую себя вдвое старше, а для футболиста это далеко не радостные ощущения!
-Хорошо … - сказала Аника нерешительно. – Постараюсь. Если смогу …
Аникин дом от станции метро отделяли переход и “стометровка” – так называла она длинный тротуар, тянувшийся через двор прямо к ее подъезду. “Правда, похож на беговую дорожку? Иногда так хочется по нему побегать!”
Сейчас “стометровка” была влажной и поблескивала под ногами множеством мелких лужиц. Над козырьками подъездов раскачивались на ветру лампы, овалы света на тротуаре прыгали и дрожали, по стенам метались причудливые тени. Аника сняла пиджак и протянула его Дожеско.
-Спасибо. Вот мы и пришли …
-Да?.. Что ж, до свидания, Аника. Я тебе напишу.
-Пишите! Я буду очень ждать! До свидания …
Она повернулась и быстро скрылась в подъезде.
-Аника!
Она вернулась. Дожеско с улыбкой протянул ей значок. Белый мяч на зеленом квадратике поля.
-Возьми. На память о нашей встрече.
-Спасибо. До свидания.
Она протянула руку, и Дожеско осторожно пожал маленькую ладошку.
-До свидания, Аника!
Повернулся и зашагал к метро. Аника стояла возле дома и смотрела, как он уходил в темноту по ее цементной “стометровке”. Потом вошла в подъезд и нажала кнопку лифта. “Интересно, - подумала она вдруг, - как я завтра появлюсь в школе без портфеля?”

Эпизод второй. Крушение надежды.

За время, пропущенное в изложении, Аника закончила школу. С Валерием они переписывались и один раз встретились зимой в московском парке. Она очень ждала его приезда на летние матчи...

...Высокое июльское солнце, не скупясь, изливало на землю тепло. Аника, загорелая, стриженая под мальчишку, в голубом платье в крупный белый горох, стояла на балконе, облокотившись о перила. Прямо перед нею, за зелеными волнами тополей, плыли в бледно-голубом мареве стройные белые корпуса. “Красивая Москва… - подумала Аника. – Красивая, гордая, белоснежная… И все-таки я уеду… Да теперь уже и поздно менять решение – экзамены в МГУ давно идут. И в Казань я тоже не поеду, хоть там и прекрасный университет, и хоть маме и папе, конечно, очень хочется, чтобы я поехала поступать туда и жила у тети Стефании, раз уж упустила время подать документы в МГУ. Тем более, что Стасика призвали в армию и комната его пустует. Они верят, что после первого курса я смогу перевестись в Московский университет. И не знают, что я решила поступать в Киевский… Женька сказала: “Ну и правильно! Человек сам – творец своей судьбы.” Почему-то, эти слова преследуют меня уже вторую неделю. “Человек сам – творец своей судьбы”. Да только что из этого получится… От Валерия уже месяц, как нет ни одного письма. А мне так нужно спросить его совета… Папа упрекает меня, что я так долго тяну с решением. « Если не хочешь поступать в институт – что ж, поработай, это тоже неплохо. Только куда тебя, шестнадцатилетнюю, примут? » Папочка, еще несколько дней – и я скажу вам все точно. Может быть, даже раньше. Ведь сегодня уже семнадцатое”.
Аника смахнула с ладони неизвестно откуда взявшуюся в середине июля тополиную пушинку и вошла в комнату. “Интересно, который час? Ого, половина второго! Скоро придет папа и, может быть… ”
Знакомый условный звонок прервал еемысли, и она бросилась в коридор навстречу отцу. Распахнула дверь и спросила еще с порога:
-Папа! Киевляне приехали?
-Приехали, – ответил он, осторожно отстраняя ее с дороги и входя.
Аника подняла на него вопрошающие, серьезные глаза, на миг замялась, и все-таки спросила:
-А… Дожеско?…
-Приехал твой Дожеско. Только я бы не советовал тебе с ним встречаться.
Она взглянула на него с испугом.
-Почему?..
-Да потому, - ответил он резко, - что он приехал с женой и тебе нечего там делать.
Аника стояла молча, глядя на отца широко раскрытыми глазами, и он за одно мгновение увидел в этих глазах крушение целого мира.
-Ну что ты так на меня смотришь? – спросил он, не выдерживая этого взгляда. – Ничего особенного не случилось…
Она опустила голову и вдруг отступила на шаг, бросилась к двери.
-Папочка, я не долго…
-Аника! – крикнул он ей вслед, но она уже бежала по ступенькам, и он увидел только мелькнувшее на повороте лестницы ее платье в горошек. Тарас Владимирович вошел в комнату и взглянул в окно. Но асфальтовая Аникина “стометровка” была пуста, и ветер гнал по ней оборванный кем-то листочек клена.
“Неужели к нему побежала? – подумал он с тяжестью на сердце. – Надо было удержать ее. Не пустить. Выросла маленькая Аника… И что это у нее – очередная фантазия или первая любовь? И не к какому-то вихрастому мальчишке из параллельного класса, когда все ясно, просто и понятно, а к этому взрослому, странному Дожеско, неизвестно откуда взявшемуся на нашу голову. А я – старый дурак. Надо было как-то ее подготовить. И во что бы то ни стало удержать…”

Электричка медленно, нестерпимо медленно подползла к станции. Аника выскочила на платформу и побежала к лениво плывущей лестнице эскалатора. В голове билась одна-единственная мысль: “Скорее, скорее, скорее!” Зачем скорее, она не думала. Просто бежала очень знакомой дорогой и торопила себя…

У него была теплая и жесткая ладонь. Аника подняла глаза и тихо сказала:
-Здравствуй…
Он еще раз пожал ей руку, улыбнулся:
-Здравствуй, Малыш!
Девушка тоже улыбнулась и тоже сказала: “Здравствуй!” Она была высокая, красивая, с большими зеленовато-карими глазами и длинными каштановыми локонами. “Наверное, она хорошая…” – успела подумать Аника еще до того, как Валерий сказал:
-Знакомься, Аника! Это Ганна, моя жена.
А я тебя знаю! – сказала девушка, подходя.
“А я вас нет…” – хотела ответить Аника, но подумала: “Наверное, так неприлично…” – и ничего не сказала.
Как хорошо, что ты пришла! – продолжал Дожеско, радостно глядя на нее. – Мне очень хотелось вас познакомить. Уверен, что вы друг другу понравитесь – у вас много общего. Хотя бы в пристрастии к стометровке!
-Да… - ответила Аника автоматически. – Да, конечно…
Ганна взяла ее за локоть.
-Что же ты стоишь у порожка? Проходи! Я хочу как следует тебя рассмотреть – Валерий мне столько о тебе рассказывал!
-Нет… - тихо ответила Аника. – Спасибо. Я ведь только на минутку зашла. Спросить, как у Валеры с ногой. Была у отца и узнала, что вы приехали…
-Ну, нет! - Валерий остановил ее. – Никуда ты не уйдешь. Я просто тебя не пущу. Давайте лучше съездим куда-нибудь. Например, в Чертаново. Там, говорят, очень красивые места.
-Нет. Валера, извини, но нет, – сказала Аника мягко. – Честное слово, я сегодня не могу.
Он огорченно посмотрел на нее.
-А когда же тогда мы увидимся?
-Завтра! – сказала она первое, что пришло в голову. – В десять часов вечера, в моем парке. Около той танцплощадки. А сейчас – до свидания!
Она выбежала в коридор, плотно закрыв за собою дверь, и остановилась, прислонившись к стене. Что- то туго сжало горло, было трудно и больно дышать. “Вот и все… - стучало в голове. –Вот и все…” Прохлада стены освежала, и она прижалась к ней щекой, усилием воли стараясь подавить щемящую боль, нарастающую в сердце.
За спиной раздались шаги, Аника вздрогнула и оглянулась. На пороге соседнего номера стоял Вишневский в ярко-синей олимпийке с белой динамовской буквой “Д”.
-Здравствуй, Аника! – сказал он растерянно, почему-то не глядя ей в глаза.
-Здравствуйте, Толя!
Она улыбнулась, вкладывая в эту улыбку все оставшиеся силы, и пошла к лифту. Анатолий стоял на пороге и смотрел ей вслед. Она почувствовала этот взгляд, оглянулась и еще раз улыбнулась.
Желаю вам завтра выиграть. Обязательно!…

***
Аникин парк был совсем иной, чем зимою, и ничем не напомнил Валерию ушедшего в прошлое февральского утра, когда Аника водила его с Вишневским по занесенным снегом аллеям.
Где-то недалеко играл оркестр, музыка сливалась с ароматом летнего вечера, волновала и кружила голову. Начало темнеть, в высоком прозрачно-синем небе проглянули первые звезды, от деревьев веяло пряной свежестью. Ганна молча шла рядом, он чувствовал на своем локте ее легкую руку, и от этого прикосновения сердце его наполнялось счастливой безмятежностью. Меньше месяца прошло со дня их свадьбы , и это ощущение неожиданного и незаслуженного счастья почти не покидало его. Он искоса взглянул на жену. Голова ее была слегка откинута, на губах застыла легкая улыбка.
- Ты сегодня такая красивая, Ганка… - шепнул он ей на ухо
и улыбнулся.
-Да? Только сегодня?!
-И всегда, конечно! Но сегодня особенно…
Ганна тихо засмеялась.
-Совсем как Анжелика – маркиза Ангелов? А ты - почти Жоффрей. Только тросточки тебе не хватает.
-Разве я еще хромаю?
-Да нет, не беспокойся, совсем нет. Просто пришло в голову.
Она откинула упавшую на лицо прядь волос и взглянула на часы.
-Без пяти десять. Мы не опоздаем?
-Нет, тут совсем рядом. Слышишь музыку? Это оттуда.
Они свернули с центральной аллеи, и густые ветви сомкнулись у них над головой.
-Здесь тоже красиво… - сказала Ганна, срывая веточку и разглаживая ее на руке. – Я думала, что такие вечера бывают только в наших местах.
-Да… - ответил Валерий задумчиво. – Не зря Аника так любит этот парк.
-Кстати, об Анике. Ты рассказывал мне о ней так, что я представляла ее ребенком. Но семнадцатилетняя девушка – далеко не ребенок.
-Ей совсем недавно исполнилось шестнадцать…
-И она практически пятнадцатилетней окончила десятилетку?
-Представь себе. Конечно, это редкий случай. А Малышом я ее называл совсем не из-за возраста…

Танцплощадка тоже ничем не напоминала зимнюю. На небольшом пятачке в центре, где пять месяцев назад Валерий танцевал с Аникой вальс под падающим снегом, сейчас воодушевлено орудовал оркестр. Площадка являла собой хаос света, теней и пестрой толпы. Валерий весело посмотрел на Ганну.
-Пойдем?
-А твоя нога?
-Ноге тоже нужна тренировка!
Валерий любил танцевать и танцевал прекрасно. И сейчас, когда на душе у него было так радостно и легко, а боль в колене почти не чувствовалась, он увлекся непривычным ощущением свободы от установленных спортом границ, неожиданной сменой ритмов, дурманящим ароматом летнего вечера - и совсем забыл о времени. И только когда взгляд его случайно упал на часы жены и он увидел, что уже половина одиннадцатого, он вспомнил, что Аника должна была прийти сюда к десяти.
«Как я мог забыть?» – с досадой подумал он, обводя глазами площадку, и тут же увидел Анику. Она стояла наверху, за оградой, опершись на нее тонкими загорелыми руками. Ганна тоже заметила ее и потянула его за руку:
-Ну, пойдем же.
Они вышли из веселой сутолоки в душистые сумерки, и Валерий остановился, узнавая и не узнавая Анику. Он привык видеть ее и представлять мысленно девочкой-подростком, длинноногой, в коротенькой школьной форме, с большими, по-детски чистыми глазами и доверчиво-робкой улыбкой. Такой она была, когда он встретил ее впервые, такой она была еще вчера. Сейчас на Анике было легкое платье из белого шелка, делавшее ее выше и взрослей, глаза ее смотрели серьезно и чуть печально.
-Здравствуй, Аника! – сказал он виновато. – Ты давно ждешь?
Она улыбнулась.
-С десяти часов…
-Извини. Но почему ты к нам не подошла?
Ресницы ее слегка вздрогнули, она взглянула на площадку.
-Мне не хотелось мешать. Вы так хорошо танцевали…
-У тебя очень красивое платье, - сказала Ганна, - оно тебе к лицу.
Аника опустила голову.
-Это мое выпускное платье. Мама сшила его сама.
-Отлично сшила. Она у тебя портниха?
-Нет, инженер…
Они замолчали. Сумерки сгущались, на асфальт легли длинные тени. Оркестр, сменив тематику, заиграл незнакомую грустную мелодию. Валерий вопросительно взглянул на Ганну и осторожно коснулся Аникиной руки.
-Пойдем, потанцуем…
Она молча кивнула. Он хотел подать ей руку, но она сбежала по ступенькам, и его руки коснулся только легкий шелк ее платья. Внизу, у входа на круг, она остановилась и улыбнулась.
-Ты помнишь зиму? Сейчас здесь совсем не так, правда?
-Да, здесь все иначе.
-А когда лучше? Тогда или теперь?
Он взял ее за руку и увлек в толпу танцующих.
-Пожалуй, летом лучше.
-А мне кажется, было лучше тогда… Все бело и тихо. Вспомни: только снег и тишина. Тишина как музыка…
И мы с тобой танцевали зимний вальс! – улыбнулся он, поддаваясь ее настроению. – Ты его выбрала. А сейчас музыку выбирают за нас. Кстати, никогда не слышал раньше этой мелодии. А ты?
-Я слышала… - сказала она задумчиво. – Это песня. Очень хорошая, старая. Странно, что она не получила популярности. Она есть у меня в “Кругозоре”…
-Аника, - спросил вдруг Дожеско неожиданно для себя самого, - скажи… тебе понравилась Ганна?
Она посмотрела на него удивленно и вопросительно.
-Почему ты спрашиваешь меня об этом? Я ведь ее совсем не знаю. А по первому впечатлению разве может она не понравиться? Она очень красивая…
-Я ведь познакомился с ней так недавно, меньше трех месяцев назад. Совершенно случайно, на тренировке.
Меньше трёх месяцев… - повторила она медленно. – Это был май. И у нас около школы цвела сирень. Целый океан сирени…
-Да , это было в мае. Мы не поехали за город и тренировались на Центральном. А на беговой дорожке тренировались университетские бегуны. И Ганка… Она ведь кандидат в мастера. Спринтер, как и ты.
-Валера… - Аника на миг подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Скажи… почему ты ничего не писал мне про Ганну?
Он ответил не сразу.
-Понимаешь, я не мог… Не знал, как, какими словами. Несколько раз брался за это письмо, но так и не написал. А потом решил, что проще будет сразу вас познакомить. Поэтому я тогда и написал тебе, что обязательно приеду в Москву.
Аника молчала. Оркестр взял последний аккорд и смолк.
-Вот и все… - сказала она. – Пойдем.
Ганна ждала их, сидя на скамейке под большим раскидистым кленом.
-Ты отлично танцуешь! – сказала она Анике. – Кстати, как же тебя, все-таки, зовут? Я никогда не слышала имени, каким тебя называет мой муж.
-Анита. Только это имя мне не нравится.
Несколько секунд она молчала, потом посмотрела на Дожеско, посмотрела серьезно, без обычной улыбки, когда светилось все ее лицо.
Почему-то он не выдержал этого взгляда и опустил голову.
-Я пойду… - сказала Аника. – Не нужно меня провожать.
Оставайтесь – здесь так хорошо. До свидания.
Она улыбнулась и пошла во тьму – тоненькая девочка в белом выпускном платье. Валерий посмотрел ей вслед, и неизвестно откуда взявшееся чувство потери заставило его сердце горько и болезненно сжаться.
- Аника!
Он догнал ее и взял за руки.
-Аника, останься, я очень тебя прошу!
Она покачала головой.
-Нет, Валера. Уже поздно. Наши будут беспокоиться.
-Тогда мы проводим тебя!
-Не нужно… Я хочу, чтобы вы остались здесь. До свидания, Валера.
Она осторожно высвободила руки, улыбнулась ему и исчезла за поворотом аллеи.
-Аника! – крикнул он ей в след. – Я завтра тебя найду! Приду или позвоню по телефону!

Мягкая темнота, как прохлада, успокаивающе коснулась Аникиного лица, и она улыбнулась, чтобы прогнать подступившие слезы.
“Прощай, Валера… - подумала она. – Прощай, ты не найдешь меня ни завтра, ни потом. Завтра меня уже не будет дома. Я уеду из Москвы, но и в Киевский университет я поступать не буду… Я уеду в город, где наши с тобой пути никогда не пересекутся. Прости меня за это. Иначе я не могу.
У меня нет на тебя и тени обиды, да и за что? Ты действительно приходил ко мне из мечты, из сказки. А теперь я повзрослела, и сказка кончилась.
Прощай, Валерий Дожеско, мой друг, мой герой, мой дорогой человек! У меня была красивая сказка, а какой будет моя быль – зависит только от меня. Человек сам - творец своей судьбы. Нужно только найти свою дорогу… ”

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

[Djenje]

Продолжение

Эпизод третий.Через три года.

Скрытый контент: показать

Аника исчезла из жизни Валерия, он ничего не знал о ней. Но вот в Киеве началась Универсиада. Ганна Дожеско была звездой киевской команды, именно с нею были связаны надежды в лёгкой атлетике...

...Объявили участников спринтерского финала. Валерий равнодушно прослушал незнакомые фамилии, и лишь когда объявили, что по пятой дорожке бежит мастер спорта Ганна Дожеско, сердце его слегка дрогнуло. Спортивная судьба редко позволяла ему присутствовать на Ганкиных соревнованиях, и он по-прежнему волновался за нее сильнее, чем за себя самого.
-Эта девушка бежит по третьей дорожке, ты слышал? – прервал его мысли Анатолий.
-Какая девушка?
-Да та, что выиграла вчера у Ганны полуфинальный забег. Вот, почитай-ка. Тут о ней здорово пишут.
Валерий взял газету, машинально взглянул на первые строчки репортажа и отложил в сторону. – Потом. Скоро старт будет.
Он посмотрел на поле, отыскивая соперницу Ганны. Но третья дорожка пустовала.
-Не туда смотришь, - будто прочитав его мысли, буркнул Анатолий. – Вон она, возле тренера.
Невысокая девушка в красной майке стояла перед тренером и, опустив голову, внимательно слушала.
"Обычная девчушка, - подумал Валерий. - На школьницу похожа. Даже не верится, что она смогла выиграть у Ганны."
-Валер, а Валер… - сказал вдруг задумчиво Анатолий.
-Что?
-У тебя память хорошая?
Валерий удивленно взглянул на друга.
-Ты о чем?
-Да так, ни о чем. Ладно, смотри.
Девушки приготовились к старту. Валерий почувствовал, что его сердце мерно и гулко отсчитывает секунды: бух… бух …бух. Резкий звук стартового пистолета прервал напряженную тишину, и девушки рванулись с места, как будто блеснула яркая многоцветная молния. Ганна сразу вырвалась вперед, но спортсменка в алой майке КГУ настигла её, и трудно было понять, кто впереди. Стадион молчал, сердце отсчитывало секунды, а на дорожке существовало только одно летящее пятно, в котором мелькали две майки, голубая и алая. Остальные отстали, выпали из этого круга, очерченного воображением Валерия.Они пришли к финишу одновременно, и предстояло ждать объявления по стадиону. Электронное табло фиксировало результат: 12,3 секунды – но чей? Ганна ходила вдоль дорожки, переводя дыхание. Чье это время? Кто одержал эту важную, очень важную победу?

Церемония награждения победительниц в беге на 100 метров происходила у Восточной трибуны, как раз напротив того места, где сидели Вишневский и Дожеско. Девушки построились рядом с беговой дорожкой.
-По-моему, ты безнадежен… - вздохнул Вишневский.
-Да объясни ты мне, в конце концов…
Анатолий не дал ему договорить.
-Тише. Слушай.
“Производится награждение победительниц в беге на дистанции 100 метров!” – объявил судья-информатор, и Валерий увидел, что Вишневский замер с торжественно - ожидающим выражением лица.
“Золотой медалью награждается студентка Казанского университета Анита Далько!»- громко разнеслось над стадионом, и Валерий невольно вздрогнул. Невысокая черноволосая девушка легко запрыгнула на белый куб с цифрой 1 и встала прямо и стройно, чуть смущенно улыбаясь. Он не узнал бы ее, но он узнал эту улыбку и произнес изумленно и радостно: “Аника!.. Толька, ведь это же Аника!”
Вишневский улыбнулся.
-Наконец-то ты прозрел. Туговато все же у тебя с памятью! Я прочитал о ней в газете, в которую ты не пожелал заглянуть. Увидел это редкое имя и заподозрил, что это твоя пропавшая Аника. А когда она появилась возле старта, тут уж все сомнения развеялись. Она же ничуть не изменилась! Поражаюсь, что ты ее не узнал.
Дожеско не ответил. Он смотрел на Анику, и прошлое вставало перед ним, заполоняло сознание, вызывая к жизни давно стершиеся в памяти чувства и образы. Аника, Малыш… Так он звал когда-то Янку и так, незаметно для себя самого, стал называть Анику, девочку, которая до сих пор так необъяснимо ему дорога, которая стала для него живым воплощением ушедшего детства.
Он привык считать ее навсегда для себя потерянной, и вот он видит ее так близко, в нескольких метрах от себя. Изменилась ли она, повзрослела ли? Наверное, и изменилась, и повзрослела. Но мягкие кудряшки все так же вьются вокруг ее милого, ясного лица, и привычка смотреть чуть исподлобья, но доверчиво и открыто, все та же. Так она смотрит сейчас на корреспондента, который пытается взять у нее интервью, и так же когда-то смотрела на него, Валерия. Вот они, годы. Аника, которая когда-то просила у него совета, стоит ли всерьез заняться бегом, сейчас побеждает на крупных соревнованиях...
Вишневский ткнул его в бок.
-Очнись. То узнать не можешь, а то уставился, как на чудо.
-Надо же, - тихо откликнулся Дожеско. – Аника – студентка Казанского университета. А я искал ее в Москве…
-Разве ты её искал?
-А разве ты забыл? Она уехала так внезапно, в день нашей встречи с «Динамо». Я ей несколько раз звонил, и не дозвонился. Тогда я набрался наглости и пошел к ее отцу.
И знаешь, что он мне сказал? “Извините, Валерий Святославович, но Аника уехала и запретила сообщать вам ее координаты”. Именно мне. Куда же еще яснее?
-И ты на неё обиделся? - спросил Вишневский с иронией.
-Я? Это она на меня обиделась. И было за что. Все тогда получилось на редкость нелепо. Я вел себя, как идиот.
-Не как идиот, а как дурак, – серьезно сказал Вишневский. – Но хватит о прошлом. Скажи лучше, что ты собираешься делать теперь?
-Как что? – удивленно спросил Дожеско. – Разумеется, найти Анику!
-Найти… - почему-то сердито буркнул Анатолий. – Где ты собираешься ее искать? На стадионе? А место ли это? Они уедут на отдых, вечером эстафета. Наверняка, Анике бежать. Стоит ли выбивать её из колеи?
-Пожалуй, ты прав… - вздохнул Дожеско. – И не известно к тому же, захочет ли она меня видеть. Ведь она знала мой адрес - и не написала ни строчки. Я надеялся, что она со временем простит мою глупость. А она не простила…
-И ты не понял, в чем дело? – удивленно спросил Вишневский. – Да ведь все ясно, как дважды два!
Дожеско с изумлением взглянул на него.
-Так объясни тогда, если тебе все ясно.
-Пошли отсюда, - сказал Вишневский, вставая. – Не здесь
об этом говорить.

Эпизод четвёртый. Наташа.

Прошло немало времени. За это время многое изменилось. Валерий без памяти влюбился в Анику, признался ей в этом, и она прогнала его. В его спортивной биографии наступил кризис, Аника испугалась, что это вызвано чувством вины перед нею и перевелась в Киевский университет, где познакомилась и подружилась с Ларисой Лотос, своей сокурсницей на физфаке и коллегой по спорту. Валерию она сказала, что согласна быть ему только другом, как прежде. И ни слова о любви... Однажды Аника сильно заболела, Валерий пришел навестить её в общежитие и попросил рассказать о её жизни в Дубровске и о бывшей подруге Наташе, ссора с которой так огорчала Анику...
Рассказ Аники.
- Когда мы жили в Дубровске, моя мама работала на комбинате вместе с Наташкиной мамой, а Наташка ходила в детский сад. Потом родился Наташкин братишка, и Наташку перестали водить в садик. Год прошёл, и когда пришла пора Зое Петровне выходить на работу, Славик спокойно привык к яслям, а Наташка забастовала. Привыкла к дому и не желала идти в сад. Ревела там целыми днями. Зоя Петровна не знала, что ей делать, хоть работу бросай. И вот однажды мама рассказала об этом дома, и бабушка предложила: “Пусть приводят её к нам. Будет играть с Аникой, дом у нас большой, сад большой. А мне что: где один ребёнок, там и два. Взрослые уже девчушки, хлопот с ними меньше. Вот и стали Наташку водить к нам. Мне было тогда пять лет, Наташке – шесть. Так мы и росли вместе, как сёстры. Нина тогда уже училась в школе, наше общество было ей не интересно, и о нас она вспоминала только тогда, когда нужно было поиграть в учительницу. Тогда она сажала нас за стол и проводила уроки. В конце концов, мы научились и читать, и писать. И вот пришла Наташке пора идти в школу. И здесь она снова забастовала: “Без Ники не пойду!” На первый взгляд кажется, что нет ничего проще, чем справиться с детским капризом. Но Наташка была упряма, это был железный характер. И уговаривали её, и наказывали, и в класс определили к её же родной тётке. Ничего не помогло. “Без Ники не пойду!”. Коротко и ясно. И тогда учительница сказала: “Ну, пусть придет Аника, посидит с нею на уроках. А там, глядишь, Наташа и привыкнет к школе”. И пошла я в первый класс, а было мне шесть лет, причём едва-едва исполнилось. Пишут они – и я пишу, рисуют – и я рисую. Нина-то ведь нас многому научила. Так месяц прошёл, а потом учительница пришла к моим родителям и говорит: “А почему бы вам не оставить девочку в школе? Она со всем справляется не хуже других.” Так и начала я учиться шестилетней… Вот и всё.
Она вздохнула и закрыла глаза.
Я утомил, тебя, Малыш? – спросил Дожеско.
Нет, совсем нет. Просто я вспомнила о Наташке …
-Так как же это могло случиться? Что вы поссорились?
- Как случилось? Очень просто. И очень обидно. Мы так и росли вместе. Когда занятия в школе были с утра, Наташка после занятий сразу шла к нам. Если мы учились с обеда, она приходила рано утром. Мы обе привыкли рано вставать. Когда, ещё до школы, Наташкина мама рано утром приводила её к нам, я, конечно, не хотела больше спать и вставала. Мы были как сёстры, всё у нас было общее: и увлечения, и мечты, и игры. А позднее – взгляды на жизнь, на то, что - белое, а что - чёрное… В одном только мы разошлись – я любила футбол, а Наташка – горные лыжи. Те часы, которые она посвящала тренировкам, я проводила на школьной площадке летом и в лесу – зимой. Бегала на слаломную трассу и смотрела, как тренируется моя Наташка. А плохое всё началось в девятом классе. Когда Наташка влюбилась в Зайченко. Был в десятом “A” такой мальчишка, наверное, в каждой школе такой бывает – красавчик и кумир всех девчонок. А этот, тем более, был ещё “новенький” – приехал из Москвы, отец его был назначен директором нашего завода. И, вдобавок ко всему, он имел первый разряд по слалому. Наташка познакомилась с ним на тренировке, и с тех пор он постоянно присутствовал в наших разговорах – она просто не могла о нём не говорить и всё спрашивала меня, как я считаю, обращает ли он на неё внимание. Попробовал бы он не обратить! Жаль, что ты не видел фотографии моей Наташки – у меня их не осталось ни одной. В один ужасный день я все их сожгла … Наташка была просто прелесть – большущие голубые глаза, волосы вьющиеся, золотистые, высокая, стройная – да разве словами можно описать! В общем, вскоре они начали дружить. Наташку как будто околдовали. Она ходила, как во сне, и говорила только о нём. Я солгу тебе, если скажу, что не ревновала. Но я понимала её и терпела. А однажды вечером он подкараулил меня на улице. “Здравствуй, куколка! – сказал он мне. – Ты прекрасно играешь в воротах. Но мне ты больше нравишься, когда вот так смотришь на меня. Как взъерошенная кошечка. Не бойся. Я всего лишь хотел сказать, что ты мне нравишься!”. Он ушёл, а я долго ещё стояла, как в столбняке, настолько всё это меня потрясло. С тех пор он начал меня везде преследовать. Это всё было ужасно, Валера. Я боялась его, как огня. И ещё больше боялась, что узнает Наташка. И как это её ранит. Я бегала от него, избегала всяческих встреч и, в конце концов, Наташка заметила это и спросила: “Ты очень странно себя с ним ведёшь. Может быть, он тебе тоже нравится? “. После этого я подкараулила его сама и попросила оставить меня в покое, сказала, что он мне совершенно безразличен и поступает крайне нечестно с Наташкой. “Нет уж, куколка! – заявил он в ответ. – Так просто ты от меня не отделаешься. А о своём равнодушии пожалеешь”. На другой день Наташка ко мне не пришла, хоть мы и договорились вместе готовиться к лабораторной по химии. Когда я пришла в школу, она была уже там. Я подбежала к ней, но она отвернулась. Ты знаешь, у меня сразу всё оборвалось в груди. Я почувствовала, что сейчас будет что-то страшное. Так и случилось. Она сказала: “Уйди! Ты не подруга. Зачем ты написала ему, что хочешь с ним дружить?!”. Это всё было как гром среди ясного неба. Остальных её слов я не слышала, схватила её за руку и поволокла на четвёртый этаж, где занимались десятиклассники. Он стоял с парнями возле класса. В голове у меня звенело, я подтащила Наташку к нему и сказала: “Я ничего тебе не писала, подлец! Наберись смелости признаться в этом! ”. Видел бы ты, как нагло он улыбнулся! “А разве не ты писала мне, что не возражаешь со мной дружить?”. И тут я его ударила. Я уже просто не владела собой, но Наташка схватила меня за руки и крикнула самые страшные за всю нашу дружбу слова: “Не смей! Я ему верю! Ему, а не тебе! Он бы не стал лгать так нелепо!”. Остальное я уже не помню. Помню только, как я притащилась домой и часа два ревела в саду под нашими тополями. И бабушка, найдя меня там, пыталась напоить какими-то каплями, кажется, валерьянкой. А потом, вечером, я сидела возле печки и бросала в огонь по одной все Наташкины фотографии. Это было первое в моей жизни страшное потрясение. Такое, что не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, ничем интересоваться. В школе я пересела на свободную парту и сидела одна. А потом мама написала, чтобы я приезжала в Москву. Они уже жили тогда в Москве, а я упросила их позволить мне остаться с бабушкой и закончить школу в Дубровске. Мне не хотелось уезжать из нашего города, но я уехала. Больше я о Наташке ничего не знаю… Она не подошла ко мне ни разу, а я сначала не могла её простить, а когда простила – было уже поздно, я уже училась в Москве. Пересилить себя и написать ей первая я не смогла, хоть и очень хотела. И всё ждала, что напишет она… И сейчас, может это и странно, но я вспоминаю о ней только добром. А злое вспомнилось лишь однажды. Помнишь, я писала тебе из Москвы, что подралась на уроке физкультуры с парнем по прозвищу Дон? Когда он так обидел нашу маленькую Танечку. Я увидела тогда в нём Зайченко. Та же откровенная подлость, ничем не прикрытый цинизм … Вот и всё.

Эпизод пятый. Лариса.

Время шло, и Анике становилась всё труднее скрывать свои чувства к Валерию, тем более, что любовь только усиливалась. А Лариса неожиданно влюбилась в его друга Толю.

Неяркий свет торшера выхватывает из темноты край стола с грудой разбросанных учебников, полку с книгами и приоткрытую дверь балкона. За дверью чернота, узкий прямоугольник черноты, окно в июньскую ночь. Толстая мохнатая бабочка бьётся об стекло, как будто так трудно догадаться, что свобода в этом вот прямоугольнике, совсем рядом…
Лариса сидит в кресле, поджав ноги и положив на колени тетрадь. Завтра последний экзамен. Последний… Днём была гроза, и в общежитской читалке все вздрагивали от ударов грома. А Аника открыла окно, высунулась на улицу и повторяла, как заклинание: “Сильнее, ещё сильнее!” Потом выбежала во двор и стояла под проливным дождем, подставив ему лицо. Еле-еле удалось загнать её в общагу. Странная она стала после болезни. Не знаешь, чего и когда от неё ожидать… Завтра последний экзамен… Удивительно, что пока нет страха. Он появится завтра. А сейчас… Сейчас осталось повторить две лекции. Но голова уже не работает…
Лариса встаёт и выходит на балкон. Темно и тихо во дворе. К самому балкону тянутся ветви пирамидальных тополей. Воздух до сих пор пахнет грозой.
Завтра последний экзамен. А потом? Что, вообще, будет потом? Сплошная неопределённость. Как в теории Гейзенберга. И почему она на что-то надеется? Было ли что-то в их с Толей отношениях такое, что могло бы дать пищу этой надежде? Что, вообще, было? Поездка зимой за город, с которой всё началось? Эта игра в снежки, эти танцы у костра на снегу…
Потом три месяца пустоты и неожиданная встреча у Аники. И опять ничего определённого. Ведь просто случайно получилось так, что Дожеско отказался ехать с ними и пошёл пешком… Она села в машину, и Толя спросил: “Лариса, вы очень спешите?”. Нет, она не показала своего волнения. Она спросила удивлённо и даже чуть кокетливо: “Разве мы «на вы»?” Он улыбнулся: ” Извини, как-то получилось само. Если ты не торопишься, хочешь, я покатаю тебя по городу?” Он возил её по улицам и что-то рассказывал. Что-то о футболе. Она держалась независимо и свободно. И никто не знал, чего ей это стоило. О, она привыкла с детства “делать вид”. Ещё с тех пор, когда нужно было показать, что её совсем не беспокоят синяки, полученные в драке, что ей абсолютно наплевать на то, хорошо или плохо играет гаммы Ганночка, и на то, что эта же Ганночка запросто выигрывает у неё любую дистанцию, ей тоже наплевать. А сейчас ей наплевать на то, что центрфорвард киевского “Динамо” Анатолий Вишневский не обращает на неё внимания. Может быть, ему больше нравится Аника с её спокойной приветливостью и скромностью? Ох, как стыдно ревновать к подруге! Нет, она не жалеет, что рассказала Анике обо всём. Аника чуткая, в ней есть какая-то спокойная доброжелательность. И Аника уже не раз помогала ей развеять мрачные мысли. И потом, в сущности, с Аники всё и началось! Не будь Аники, она никогда бы не познакомилась с Толей. Как странно: её, коренную киевлянку, познакомила с Толей девчонка, приехавшая из Казани, а родившаяся в таком далёком от Киева Дубровске…
Всё-таки, наверное, очень трудно быть женой футболиста! Эти постоянные разъезды, эти матчи, где бьют по ногам… Вот и сейчас друзья-товарищи Вишневский и Дожеско неизвестно, где. И, наверняка, в расстроенных чувствах - на чемпионате Европы сборной не повезло. Дожеско все-таки взяли в сборную. Правда, в самый последний момент.
Аника, конечно, за него переживала, только виду не подавала. Что ни говори, странные у них отношения. Особенно в последнее время.
Аника почему-то избегает его. Не она ли, Лариса, тому виной? Наговорила ей всякой чепухи. А разве этих мужчин поймешь, к кому и как они относятся? Правда, не все одинаковы. Вот Санич, например, явно неравнодушен к Анике. Но она и его избегает. Как будто и впрямь дала обет безбрачия.
А Ганна сдает выпускные госэкзамены. Тетя Инна говорила маме, что там, в квартире у Дожеско, сейчас лагерь Ангелов, какой-то опорный пункт. Коллективная зубрежка…
Ох, уж эта зубрежка! Не дай бог завтра завалить электродинамику!
Лариса входит в комнату, снова садится в кресло и раскрывает тетрадь. Через полчаса родители застают ее спящей с тетрадью в руках.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

[Djenje]

Эпизод шестой. Примирение.

Скрытый контент: показать

Всё тайное со временем становится явным. Ганна, давно подозревавшая, что её муж влюблён в Анику, высказала ей своё мнение об этом. И Аника, мучимая совестью, решила оставить Киев и Валерия и сбежала в Дубровск, где встретила Наташу и, конечно, простила ей всё.

...В бывшей Аникиной комнате все было по-старому: распахнутое в сад маленькое оконце, стол, заваленный книгами, диван-кровать у стены и старый, поцарапанный проигрыватель у самого окна.
- Помнишь, - спросила Аника, - как мы с тобою целыми часами сидели на этом окне и слушали пластинки?
- А как же! “ Песенная летопись”… Это ведь ты ее придумала?
- А мне кажется, что ты…
- Нет, ты. Ты первая сказала про “Билет в детство” : “Это, Наташка, про наш Дубровск. И про наше с тобою детство. Все другие песни будут приходить и уходить, сменять одна другую, как страницы летописи. А эта будет нашей всю жизнь…”
Аника вздохнула.
- Да… Вот она – наша летопись. Так и стоит здесь все шесть лет. Я не взяла ее в Москву. Там все было иное и летопись была совсем другая…
- Послушаем?... – робко спросила Наташа.
- Конечно!
Аника взяла первую пластинку, установила ее и включила проигрыватель.
- Помнишь, что это?
- Еще бы! Первое сентября в восьмом классе. Бой за последнюю парту, который мы с тобою выиграли у Сашки и Лешки Шубиных… А дальше должна быть “Артист из Кохановки”. Это уже кросс на приз Золотой осени.
- Точно! Я тогда все утро писала тушью эмблемы для нашей команды и слушала эту песню. И сто раз в душе переживала старт. И теперь, как услышу ее, начинается предстартовая дрожь!

Они ставили одну пластинку за другой, и воспоминания детства становились близкими и почти осязаемыми. Выпускные экзамены восьмого класса, вечер, поездка на лодках по Дубре, спартакиада средних школ, звенящая тишина зимнего дубровского леса…
Когда Аника взяла последнюю пластинку, Наташа схватила ее за руку.
- Не нужно, Ника! Это – про Зайченко. Этим моя летопись тогда закончилась… А у тебя? У тебя она была дальше?
Аника вздохнула.
- Была. Только у меня нет здесь этих песен. Пожалуй, только одна, самая последняя.
Она поставила пластинку, прислонилась головой к створке окна и закрыла глаза.
…”В осенний сад зовут меня
Воспоминания мои.
Горит оранжевый наряд,
И воздух чист, и журавли
Курлычут в небе…
И кажется, что мы с тобой
Не расставались никогда,
Ты, словно солнце и вода,
Живешь, со мной не разлучаясь.
И так подряд уж много лет,
Когда приходит осень вновь,
Хочу найти затихший сад,
Чтоб все мечты и всю любовь
Вернула осень.
И голос твой услышу вдруг…
Слова, как теплые огни,
Зовут меня в былые дни…
Мне не забыть тебя, я знаю! ”

Наташа посмотрела на нее нежно и грустно.
- Ника, скажи… ты очень любишь этого человека?...
Она кивнула.
- Да, Натка. Я так долго боролась с собой, но это оказалось слишком сложно. Оказалось, что у меня нет ни характера, ни воли, ни совести…Судьба наказала меня этой любовью за то, что я тогда не поняла тебя и не простила…
Наташа покачала головой.
- Не говори так – я ведь тебя знаю. Лучше расскажи мне о нем, если это возможно…
Аника печально улыбнулась.
- Тебе, Наташка, я могу рассказать все честно. Тебе первой и единственной…
… Я встретила его в Москве, почти сразу после переезда. В сентябре. На душе у меня тогда было очень смутно, еще было очень живо все, что случилось в марте. Не думай, что я тебе хочу напомнить о том дне, я сама бы хотела все забыть, но без этого не объяснить… Моя вера в человеческую доброту и порядочность тогда очень сильно пошатнулась…Нет, это не о тебе – о Зайченко... И вот в эти дни я встретила Валерия при буквально сказочных обстоятельствах, он поддержал меня, помог, потом стал моим другом. По переписке – он жил не в Москве. Мне было тогда пятнадцать лет. Ему – почти двадцать пять. Он стал первым человеком, которого я полюбила. Он был для меня всем – счастьем, опорой, советчиком. А я для него, наверное, просто ребенком. Во всяком случае, через восемь месяцев после нашего знакомства он женился.
Тогда я и уехала в Казань, сбежала от него и от себя самой… Да только не так это было просто. Случилось так, что через три года мы встретились. В Киеве, на той самой универсиаде, о которой ты знаешь. А потом ещё раз в Казани. За это время многое изменилось… В Киевский университет я перевелась из-за него. Так сложились обстоятельства. Пойми меня правильно, когда я решилась на это, я думала, что сумею держать себя в руках, что все будет, как четыре года назад. И что он ничего не узнает. Но все это оказалось слишком трудно… Ты сказала вчера, что я не такая, как та. Нет, Наташка, я ничем не лучше. Что толку, что я боролась против того, что случилось, а та, вероятно, действовала обратным образом. Итог один. Дошло до того, что его жена упрекнула меня в нечестности… И я сбежала сюда и не знаю сейчас, что делать мне дальше…
Наташа молчала, опустив голову. Потом спросила:
- Ника, он любит тебя?
- Да, любит. Не думай, что я самоуверенна. Просто он не умеет лгать…
- Ника, кто он?
- Кто? Скажи, ты действительно забросила спорт?
- Да. Я забросила его сразу же после того, как стала женой Зайченко. Ему нужна была жена – раба, жена – служанка. До спорта ли мне было? Я забросила все, кроме футбола. Не удивляйся, я тебе объясню. После того, что я сделала с нашей дружбой, я не имею, наверное, права на такие слова, но и после того, что случилось, ты осталась для меня моей Никой, лучшей моей подругой. Ведь я опомнилась через пять минут после происшедшего. Наверное, еще не поздно было попытаться все исправить, но я струсила. Боялась к тебе подойти, только целый месяц потом ревела ночами. И, когда ты уехала, я в память о тебе и нашей дружбе стала болеть за твое “Динамо”, к которому раньше, как ты помнишь, была весьма равнодушна. Конечно, я не смогла стать таким болельщиком, как ты. Но я шесть лет уже слежу за играми киевлян, я привыкла к ним, ведь это единственная ниточка, связывающая меня с прошлым…
Аника обняла ее за плечи.
- Не нужно, не вспоминай. Я ведь не для этого спросила… Просто, если ты следишь за играми киевлян, ты знаешь и его. Ведь он – футболист киевского “Динамо” и его капитан…
Голубые Наташины глаза широко раскрылись.
- Валерий Дожеско?!
- Да, Валерий Дожеско…
Наташа еще несколько секунд смотрела на нее с изумлением, потом улыбнулась.
- Ты ошарашила меня, Ника! Хотя, конечно, мне давно уже пора привыкнуть не удивляться ничему, исходящему от тебя… Да, конечно, я его знаю. Но чисто символически, как футболиста киевского “Динамо”. Он всегда нравился мне. Не только за мастерство. Своей честностью в игре, что ли… Но в прошлом году о нем писали…
- Это неправда, Натка!
- Все?
- Практически, все. Почти…
Прислонившись головой к раскрытой створке окна, Аника смотрела в сад широко открытыми задумчивыми глазами. Наташа взглянула на нее и ничего больше не спросила…

***
… Теплая, теплая эта короткая колючая трава, не трава даже, а травяные пенечки – траву-то уже скосил какой-то торопыга. Теплое небо над головой – вот оно, глубокое, ясное, и сосны, как стрелы, протянули к нему ветви. И ветви эти теплые, и кора той березы, у которой сидит Наташа.
Это - лето в Дубровске. Родное, теплое лето. Середина июля…
Аника лежала на спине и смотрела в небо. Жесткая травинка упрямо щекотала щеку, но это колючее прикосновение тоже было приятно, как и все, что составляло, вместе взятое, это теплое родное лето.
- Знаешь, Ника…
Наташа пытливо посмотрела на подругу, без предисловий продолжая оборвавшийся вчера разговор.
- Может быть, ты обидишься на меня за этот вопрос, но, все-таки, скажи: почему он тогда не разведется со своей женой?
Аника упруго села, обхватив колени руками.
- Я запретила ему это, Натка…
- Запретила? Почему?
Аника мягко улыбнулась.
- Ты задала трудный вопрос. Сама для себя я знаю, почему. А вот сумею ли объяснить тебе… Понимаешь, он ведь любил свою жену… Ты, может быть, не поверишь, подумаешь, что я излишне его идеализирую, но Валера – человек, который не умеет лгать ни в словах, ни в поступках… Еще только он познакомился с нею, а я уже поняла по его письмам, что что-то у него случилось. И потом, когда я увидела их вместе… В общем, Наташка, он любил свою Ганну. И когда однажды в Казани он сказал мне, что любит меня, я не знала, что и подумать. Ведь только три года прошло. Я не могла понять, что случилось у них с Ганной. Потом, позднее, я, кажется, поняла. А что касается меня… Не знаю, почему, но меня до сих пор преследует ощущение, что он откуда-то узнал о моем отношении к нему. Понимаешь, во время московской поры он видел во мне ребенка, очень похожего на его погибшую сестру. И когда я уходила от них из парка, в нашу последнюю встречу, он был только огорчен моим уходом, всего лишь… Я уверена, что он ни о чем не догадывался. А прошло три года - и в Киеве, когда мы встретились во время Универсиады, он не мог посмотреть мне в глаза. И он спросил меня тогда: "Я причинил тебе много зла, Аника?". Уже тогда, в Киеве, я поняла, что что-то сильно изменилось. Знаешь, Натка, я недавно прочитала одно стихотворение. Вот послушай:
"Нежность, как смятенную пичугу,
Бережно таит твоя рука.
Как с тобою нежной быть хочу я!
Но тебе другая дорога.
Господи...
храни его подругу!
Как мольба -
нелепые слова.
Протяни мне на прощанье руку,
Чтобы закружилась голова.
Чтоб упасть
за тайным поворотом
Средь людей, средь трав,
средь бела дня!
Господи...
так у него есть кто-то
Ближе и счастливее меня!"
Эти строчки, прочитанные в «Юности» и, увы, не помню, кому принадлежащие - эпиграф к трем годам моей жизни. Я все время, все эти три года думала о нем, старалась забыть, и не могла… А когда он приехал ко мне в Казань, когда он сказал, что меня любит, - думаешь, что я сделала? Я его выгнала, да еще наговорила кучу обидных слов. Думаешь, я хотела так поступить? Не хотела. Что-то во мне так поступило само. Помимо моей воли и моего желания... Вот и теперь так же, наверное... Потом, когда о нем стали писать все то, о чем ты вчера сказала, я подумала: "Вдруг это из-за меня?" Эта мысль с каждым днем делалась все более неотвязной и довела меня до того, что я ослушалась всех своих родных и уехала в Киев. И там поняла, по-моему, что случилось у них. Я узнала ближе Ганну. Она очень красивая, необыкновенно красивая... Около нее всегда куча поклонников, даже после замужества. И она ведет себя с ними так, будто у нее нет мужа и она не связана ничем. Ей ничего не стоит пойти в кино с одним из них, на танцы - с другим, позволить обнимать себя - третьему. Может быть, Натка, я говорю пошлости. Может быть, я несовременный человек. Но, мне кажется, преступно делать то, что доставляет неприятные минуты ближнему. Я уже говорила, что он ее любил. И это все не могло быть ему безразличным. Я бывала с ними в одной компании. Нет, не с этими, периодически появляющимися. С другими. С ее друзьями по университету. Это хорошие, дружные ребята, все они совершенно разные и нравятся мне, естественно, в разной мере. Но восхищает меня то, что они дружат всей группой. Как мушкетеры. Один за всех, все за одного. Ганна у них королева. По моим словам ты, наверное, уже составила о ней мнение, как о неприятной личности? А теперь попробуй представить, что она красива, как я уже тебе говорила, что она веселая, общительная, обаятельная девушка, что она искренне любит своих друзей и благодарна им за восхищение и гордость, с которыми они о ней отзываются.
Так вот, я бывала с ними в одной компании. Когда Ганна в кругу друзей, она забывает, что здесь же присутствует ее муж. Она вся с ними. Она может всю ночь бродить с ними по улицам и петь под гитару, может уйти с ними отмечать какое-либо событие и два дня не появляться дома, в общем, она не делает разницы между собою и своими неженатыми и незамужними друзьями. Знаешь, Натка, он ни разу за все время не сказал мне о ней ни одного плохого слова. У меня вообще сложилось мнение, что он все ей безропотно прощал. Но, вероятно, невозможно прощать вечно… А со мною у него это все, скорей всего, получилось из-за чувства вины. Нет, не пойми неправильно. Я верю, что он меня любит. Но не так, как любил ее, по - иному. Он по - прежнему видит во мне ребенка. Маленькую девочку. И я боюсь, не пожалеет ли он потом...
- Ну, если только в этом дело...
- Не только. Это не главное. Еще есть другое. Помнишь, что писали о нем? Тебя не удивило, что его, не смотря ни на что, оставили капитаном? Вот видишь, даже тебя удивило… А ты знаешь, что руководство команды настаивало на переизбрании капитана? Он не подает вида, но я-то чувствую, что он за этот год пережил! А теперь представь, что будет развод. Что скажут? Он бросил жену. Припомнят все старое. Да еще сам этот процесс развода. Мне рассказывала одна девчонка. Эти беседы, этот суд!... Не хочу я, чтобы он проходил через это все! Не хочу и не могу!
- Странная ты, - тихо сказала Наташа. - Я смотрю на это совсем иначе. На фоне всего того, что было, развод кажется мне не таким уж чудовищным делом. Я уйду от своего Зайченко. Разведусь с ним. Очень скоро... А сейчас - хватит праздности, рождающей ненужные мысли. Мы же обещали бабушке набрать ведерко ягод...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

[Djenje]

Эпизод седьмой. Встреча.

Скрытый контент: показать

Анике пришло письмо от Ларисы, в котором она сообщала, что Валерий развёлся с Ганной и что Анику ждут в университете. Аника вернулась в Киев в день, когда город встречал динамовцев, завоевавших Кубок европейских чемпионов. И Лариса настояла на том, что нужно поехать на эту встречу.

...Прибывший самолёт медленно развернулся, прополз на птичьих своих лапах-шасси по чистому, умытому небольшим, неизвестно откуда налетевшим и столь же быстро умчавшимся дождиком, бетону и остановился прямо напротив здания аэровокзала.
Огромная толпа встречающих качнулась вперёд, качнулись вместе с нею приветственные транспаранты: «Кубок чемпионов - наш!», «Ура, «Динамо»!!!», «Молодцы!»…
- Смотри, - сказала Лариса. – Вон там, впереди, их родственники : родители, жёны, дети. Наверное, Толины родители тоже там…
Аника вдруг крепко сжала её руку.
- Лариса, пожалуйста, спрячь букет в сумку!
Лариса удивлённо раскрыла глаза.
- Ты что? Он же помнётся.
- Лариска, я очень тебя прошу! Спрячь, пожалуйста!
- Да почему?
- Не знаю. Смотрят все… Я не могу… Ну пожалуйста, спрячь!
Щёки её побледнели, глаза стали тёмными, напряженными. Лариса посмотрела на неё, покачала головой и молча спрятала в сумку большой букет алых гвоздик.
- Полезем ближе?
Аника испуганно посмотрела на неё, прижалась спиной к стене и покачала головой.
Лариса вздохнула.
- Я тебя сегодня не узнаю. Ладно, постой здесь. А я попробую пробраться поближе, отсюда же ничего не видно!
Она смешалась с толпой, и Аника тотчас потеряла её из виду.
К самолёту подали трап, дверь раскрылась и появились тренеры. Где-то близко заиграли какой-то марш, кто-то крикнул: «Ура!», и все встречающие дружно и ликующе подхватили этот приветственный клич. Голова Аники кружилась от громкой музыки, радостного шума, криков, восторженно поднятых рук. И, наверное, поэтому, она не сразу узнала Валерия. Он появился на трапе вместе с Толей Вишневским. В их руках блестел в лучах вечернего солнца большой красивый кубок. Ликующее «ура» снова прокатилось над толпой. Аника почувствовала, что сердце стало неестественно большим и колотится где-то в горле. Она прислонилась спиной к тёплой стене и закрыла глаза. Она не видела, как футболисты спустились по трапу, как восторженная толпа окружила их кольцом, и как пожилая женщина, улыбаясь, обняла одной рукой Вишневского, а другой Дожеско.
- Добились-таки своего, бесенята! Ценою нервов родительских! Ну, поздравляю. Молодцы, молодцы!
- Спасибо, Татьяна Фёдоровна! – по-мальчишески открыто и искренне улыбнулся Валерий. - Толька ваш – герой! Два таких мяча Брауну вколотил!
- Не слушай его, мама! – махнул рукой Анатолий. – Если бы я его слушал, то давным-давно бы зазнался! Лучше скажи, как тут вы, как отец?
- Да как, всё нормально. Как всегда: корвалол, валидол, валерьянка. А потом разговоров на всю ночь, впечатлений…
У Валерия защемило сердце. «Вот так же, - подумал он, - и мама в Донецке. С валидолом и корвалолом. Думала, тревожилась, не спала. А утром побежала на почту отправить мне телеграмму. И ничего-то она ещё не знает. А Аника? Знает ли она?».
Какой-то корреспондент, пробившись сквозь толпу, сунул ему микрофон:
- Пожалуйста, два слова об этом матче!
Валерий обернулся, взгляд его совершенно случайно скользнул по приветственным лозунгам, по стоящим поодаль автобусам, по пламенно-алым в свете вечерней зари окнам аэровокзала. И тут он увидел Анику. Она одиноко стояла у стены, маленькая, хрупкая, в голубеньком своём платье в горошек. Нетерпеливый корреспондент снова возник перед ним: «Пожалуйста, два слова о матче! Только два слова!..».
- Извините… - пробормотал Валерий, сунул Вишневскому кубок: «На, держи…», - и начал пробираться сквозь толпу.
Аника увидела его не сразу. Она всё так же стояла у стены, глядя куда-то поверх толпы.
И только когда он, наконец, пробился через это ликующее море, она увидела его, вздрогнула и замерла на месте.
Так стояли они, разделённые пространством в каких-то двадцать метров, никого и ничего не замечая вокруг. Вдруг глаза Аники наполнились слезами, она сделала первый, неуверенный шаг вперёд и пошла, побежала ему навстречу. Последний метр – и он подхватил её на бегу, поднял на руки и прижал к себе, не видя ничего вокруг, кроме её бесконечно дорогого лица.
- Это та самая девушка? – спросила Татьяна Фёдоровна Вишневская, добро улыбнувшись.
- Та самая… - Анатолий покачал головой. – Не могу только понять, почему в минуты радости люди плачут!
- Эх, ты, знаток душ человеческих!.. Ты-то хоть когда-нибудь женишься? Или нам с отцом век не дождаться внуков?
Анатолий улыбнулся.
- А что, мама? Кто знает, может быть вам и не придётся долго ждать!..
А Валерий всё так же держал Анику на руках, прижавшись лицом к мягким завиткам у неё на виске. Он держал на руках чудо своё и счастье, эту маленькую девочку, посланную ему судьбой для того, чтобы она стала его жизнью, его совестью, его радостью – чтобы она стала его женой. Он понял это не сразу, и был наказан за это той же судьбой. Но теперь лишь от него зависело, сможет ли он дать счастье той, которая была для него столь многим.
Он бережно опустил её на землю и, осторожно обняв за плечи, повёл прочь от аэропорта, от шумящей, радостной толпы, от праздничных бело-синих динамовских автобусов.
Она доверчиво прижалась щекой к его руке и спросила робко:
- Куда мы идём, Валера?
- Куда? Мы идём к автобусной остановке, Малыш. К обыкновенной остановке обыкновенного городского автобуса…


Эпизод восьмой. Письмо.

Здравствуй, дорогая Наташка!
Ты просишь, чтобы я подробнее рассказала тебе про свою свадьбу. Попробую исполнить твоё желание, но прошу простить за корявость стиля и изложения. Мне трудно писать на эту тему, слишком много чувств и эмоций с нею связано…
На следующий день после победного возвращения киевлян с финала Кубка европейских чемпионов мы встретились у Валеры с Ларисой и Толей. Они приехали в одиннадцать утра, весёлые, шумные и какие-то загадочные. Привезли большой торт и бутылку шампанского. Лариса сходу спросила, знаю ли я , в честь чего всё это. Я, конечно, смутилась и предположила, что всё это по случаю нашей свадьбы. К этому времени я уже знала, что наша свадьба сегодня, да, да, именно сегодня, без всякой подготовки и двух месяцев «испытательного срока». Как это им удалось устроить, я не знаю до сих пор, знаю только, что в дело была вовлечена Ларисина тётя Ольга, которая работает в ЗАГСе. Лариска хитро улыбнулась и сказала, что это, разумеется, так, но к этому уже «бородатому» факту надо добавить ещё один, совсем свежий. Они с Толей только что подали заявление, и через два месяца их свадьба, а сегодня, как она выразилась, мы будем отмечать помолвку. Для меня всё это было полнейшей, но безумно радостной неожиданностью. Мы их от души поздравили. (Валера, по-моему, всё уже знал, не могли же они с Толей не говорить на эту тему). В общем, мы выпили шампанского (совсем понемножку), за оба события, а также за Кубок чемпионов. И тут Лариса сказала, что через два часа регистрация, и поинтересовалась, не собираюсь ли я ехать в старом голубом платье в горошек. И тут я пришла в ужас. Все произошедшие события обрушились на меня такой лавиной, что я даже не подумала о том, что все мои платья остались у Ларисы. Хоть я и считала, что регистрация будет простой, деловой, без всех сопутствующих хлопот, но ехать в ЗАГС в старом платье, конечно, было немыслимо. Лариса, от души посмеявшись над моим испугом, сказала, что когда-то ей была очень по душе роль детектива. А сейчас ей больше нравится роль волшебника. Она поманила меня за собой и твёрдым шагом направилась в соседнюю комнату. Там она жестом фокусника открыла шкаф, и моим глазам предстала сногсшибательная картина: белое, воздушное свадебное платье с фатой, а под ним пара чудесных туфелек на каблучках. Я потеряла дар речи, а они веселились от души! Оказалось, пока я маялась сомнениями в Дубровске, они тут вовсю готовили всё к свадьбе. И, зная мой дикий характер, всё устроили без моего участия. Лариска отлично знала мои размеры, а платье выбрал Валера по своему вкусу, а они одобрили.( И ведь как Лариска водила меня за нос, говоря, что Валеру в июле совсем не видела!). И что мне оставалось делать? После всего этого отказываться от торжественной регистрации было бы с моей стороны огромным свинством. Я смирилась. Валера потом мне сказал, что он не мог допустить, чтобы у меня не было настоящей свадьбы. Он прекрасно понял, что я отказывалась от неё из-за него, не хотела огласки и шумихи. И это был ещё не последний сюрприз. Лариска ещё и пригласила на дом парикмахера. Она шутила, что пригласила его не из-за меня, а из-за себя, чтобы выглядеть на нашей свадьбе достойно, а заодно не компрометировать Толю. Ей, мол, совсем не хотелось, чтобы все газеты поведали миру, что Вишневский женится на Бабе-Яге! Но в итоге почти всё время парикмахер возился со мной, а когда настала Ларисина очередь, все начали твердить, что время вышло и пора ехать… Остальное я помню, как сон, а кое-что не помню вовсе. Помню, как мы прибыли к ЗАГСу, и меня поразило огромное количество невест, прекрасных, как царевны. На меня снова напал ужас, но Валера крепко держал меня за руку, и это давало мне силы. Помню, как Лариска оторвала меня от Валеры и затолкала в комнату для невест, где были зеркальные стены, и оттого казалось, что невест здесь в четыре раза больше, чем было. Их и так было много. Лариска всё уговаривала меня посмотреть на себя в зеркало, но я почти совсем ничего не видела вокруг. Хорошо, что она всё время была рядом… Помню, как нас вызвали в Зал бракосочетаний, как для нас звучал марш Мендельсона, как нас объявили мужем и женой и вручили свидетельство… И всё это было, как во сне…Помню, как Валера надел мне золотое колечко. Я страшно боялась, что не сумею надеть кольцо ему, так у меня дрожали руки. Но всё завершилось благополучно. Опомнилась я только на улице, возле Толиной машины. Мы сидели с Валерой на заднем сидении, Лариса впереди, Толя – за рулём. Валера держал меня за руку и всё время пытался поцеловать, на что Толя с улыбкой заявил: «Валерка, не наглей и не провоцируй меня. Если я начну приставать к Ларисе с поцелуями, мы рискуем врезаться в дерево!». И тут я заметила, что мы едем не к Валериному дому, а совсем в другую сторону, а вокруг не многоэтажные корпуса, а высокие деревья. На мой вопрос они сначала дружно засмеялись, а потом сказали, что после регистрации положен свадебный банкет. А поскольку на сегодня намечен банкет по поводу завоевания Кубка чемпионов, то его совсем не испортит появление невесты в полном свадебном наряде. Разве нельзя совместить два таких прекрасных события? Этот банкет будет заодно и нашей свадьбой… Всё на этом чудесном вечере было так хорошо, просто и задушевно, что я даже перестала бояться и стесняться, а уж Лариска веселилась и плясала без передышки. Вот такая была у меня свадьба, дорогая моя Наташка. И вся моя любимая команда присутствовала на ней. Могла ли я когда-нибудь мечтать о таком?... Потом у нас была ещё одна свадьба, точнее, её продолжение. У наших, в Москве. Но об этом я тебе напишу в следующий раз. Ещё раз огромное СПАСИБО за поздравление! Приезжай!
Твоя Аника.


Эпизод девятый и последний.

А как же сложилась судьба Наташи? Она развелась со своим Зайченко и продолжала работать в Центральной лаборатории металлургического комбината лаборанткой, параллельно готовясь поступать в институт. В это самое время дела на комбинате начали идти всё хуже, производство близилось к краху. Прежний директор подал в отставку. И на смену ему приехал новый, молодой - Андрей Ярославцев. Прежде чем начать работать, он решил познакомиться со всеми цехами и службами и узнать, что думает и чего желает коллектив, в чём его беды и проблемы. Когда очередь дошла до ЦЗЛ, там в спектральной лаборатории работала смена старшего лаборанта Натальи Степановой. Андрей увидел Наташу и влюбился в неё с первого взгляда. Он женился на ней, у них родилась дочь Лада. Со временем Наташа позвала в Дубровск своих киевских друзей. А остальное вам известно!:)

[Timotei smile]

Спасибо за такой глубокий экскурс. Очень интересно пишешь. История у Аники романтическая вышла. Хорошо, что все хорошо заканчивается (хотя бы у некоторых).

[Djenje]

Тим, спасибо большое! Я боялась, что такой огромный объем писанины никто не будет читать... А короче было бы скучно.

[Djenje]

Дорогие друзья! Мы отправляемся на свидание с морем! Вернемся в середине сентября. До встречи!

[Timotei smile]

Счастливо отдохнуть!

[adelina]

Лена, спасибо за эпизоды, было очень интересно почитать!

[Djenje]

Ульяночка, спасибо огромное!
Я очень сомневалась, стоит ли выкладывать эпизоды - всё же длинно и без фоток. Очень благодарна всем, кто прочитал!

[Luresia]

Отлично тебе отдохнуть!

[Arvin]

Леночка, хорошего тебе отдыха!!!
Про Анику, Ларису, Валерия и Анатолия я обязательно почитаю, но поскольку текст большой, то наверно за один раз я не осилю все эпизоды. Так что постепенно, как раз к твоему возвращению всё и прочту.)))

[Asterie]

Леночка, хорошего тебе отдыха!

Скрытый контент: показать

Обещаю все прочитать к твоему приезу:)

[Alioko]

с удовольствием прочитала эпизоды спасибо!!

[electra27]

Потрясающе живо и интересно написано.
История про Наташку зацепила, почему же так бывает, что верят лжецам?
хорошо тебе отдохнуть, солнышко!

[Inara Serra]

Интересные истории, сразу несколько в одну поместились)
Хорошо отдохнуть! Набраться сил и вдохновения!

[Djenje]

Счастливо отдохнуть!

Тим, большущее спасибо!

Отлично тебе отдохнуть!

Спасибо, Леночка!

Леночка, хорошего тебе отдыха!!!
Про Анику, Ларису, Валерия и Анатолия я обязательно почитаю, но поскольку текст большой, то наверно за один раз я не осилю все эпизоды. Так что постепенно, как раз к твоему возвращению всё и прочту.)))

Лизонька, спасибо за добрые пожелания!

[ Изображение ]
Леночка, хорошего тебе отдыха!

Скрытый контент: показать

Обещаю все прочитать к твоему приезу:)

Наташик, благодарю от всей души!

с удовольствием прочитала эпизоды спасибо!!

Олечка, очень рада, что тебе понравилось! Спасибо!

Потрясающе живо и интересно написано.
История про Наташку зацепила, почему же так бывает, что верят лжецам?
хорошо тебе отдохнуть, солнышко!

Лизонька, огромное спасибо! Очень приятно, что тебе понравилась история моих героев, не оставила равнодушной. К сожалению, в жизни так бывает, что и очень хорошие люди попадаются на уловки лжецов. Тем более, когда замешана любовь...
Спасибо большое за добрые пожелания!

Интересные истории, сразу несколько в одну поместились)
Хорошо отдохнуть! Набраться сил и вдохновения!

Леночка, спасибо за добрые слова!

[Djenje]

Дорогие друзья, мы вернулись! Встреча с морем была короткой, но это было путешествие в сказку, прекрасное завершение странного, дождливого и холодного лета. Не скажу, что с погодой нам повезло. Повезло тем, кто отдыхал перед нами. Когда поезд миновал Туапсе и море открылось взгляду, мы увидели непривычно большое для раннего утра заселение пляжей и поняли, что тепло. Да, море было тёплым, +28 градусов, как передал информатор на пляже. Но изрядно штормило. Поэтому, видимо, люди и высыпали на пляж - поплавать, пока оно успокоилось до двух баллов. А ко времени, когда мы добрались до него, снова был шторм, купаться было запрещено, и народ кувыркался в прибое под грозные крики спасателя. Покувыркались немного и мы. Море было очень тёплым, гораздо теплее воздуха. Мало того, от него исходили потоки тепла, как от мартеновской печи в цехе. Это был очень неожиданный эффект - чем ближе к морю, тем теплее... Но плавать было нельзя.

jpg

Скрытый контент: показать

Мы погуляли вдоль моря, постояли возле него, пофотографировали немножко. Очень надеялись, что на следующий день шторма не будет. Но, увы... Он не только не улёгся, но начал постепенно разгуливаться до пяти баллов. Люди толпились на берегу, у пирсов трепыхались сорвавшиеся буйки...
Во второй половине дня море начало успокаиваться, и на третий день нашего отдыха мы получили возможность плавать от души! Правда, только один день. А потом начались дожди. Ливневые, непрекращающиеся, с громом и даже с градом величиной с голубиное яйцо. Под такой мы однажды умудрились попасть, спасшись под кипарисом и раскрытыми зонтами, а потом штурмовали мчавшийся по тротуару поток, в котором вода поднималась выше колен. Да если бы поток чистой воды! Нет, в нем было всё, что сумела смыть вода с окрестных помоек, строек, канализации. Во всяком случае, запах от этого потока исходил ужасающий! Но всё это в прошлом - и теперь вспоминается как весёлое приключение. Так продолжалось пять дней. Мы не сидели дома. Вооружившись дождевиками, зонтами и галошами, мы каждый день отмеривали по набережной километров 10-15.

Скрытый контент: показать

А потом вернулось лето. Бушевавший шторм почти улёгся, затопленный проход на пляж очистили, и мы дорвались до моря, ещё катившего трехбалльные, но уже пологие волны, в которых вполне можно было плыть. Тучи пока висели низко, но они уходили направо, на Сочи, а слева небо делалось всё чище.





Мы плавали и загорали целыми днями, а в самое жаркое время сидели в любимой кафешке под открытым небом, которую особенно полюбили взятые с собою куклы. Но это уже другая история, которая ещё впереди. У нас было пять дней яркого солнца, тёплого моря - и это было очень здОрово!



В коттедже, где нас кормили, вызвал восхищение маленький зАмок во дворе, который по настроению работал и фонтаном.



В нашем коттедже над головой висел поспевший виноград.



А это дорожка, по которой мы поднимались в свой номер.



И арка, которая выглядела вечером как вход в эльфийское царство...



... Но предстоял отъезд. А день был такой ясный, такой солнечный. И на море наконец-то был полный штиль.
Новое здание вокзала в Адлере ещё строилось, и в ожидании поезда пришлось посидеть на каком-то недостроенном парапете.



Но вот мы в купе.



Поезд тронулся, замелькали за окном знакомые места.



На вокзале в Сочи всё дышало предстоящей Олимпиадой.



Мы любовались морем в окно, пока солнышко не скрылось в воде, а поезд не повернул на север. До свидания, море!